Александр Бурьяк - Владимир Высоцкий как гений песенного ширпотреба, сгоревший в творчестве ради излишеств

Сценарий к фильму писали сами братья Вайнеры, причём якобы ориентируясь на Высоцкого. А Высоцкий даже утверждал, что они писали Жеглова с него (Валерий Перевозчиков, «Правда смертного часа»):

— Вам было интересно работать над ролью Жеглова?

— Братья Вайнеры писали этот характер немножечко с меня — с того образа, который создался в их воображении, благодаря моим песням. Мне в картине проще было работать из-за этого.

Размахивание Высоцкого руками в роли Гамлета — слишком экспрессивное, неестественное, не нордическое. Но может быть, Высоцкого заставлял махать руками режиссёр-новатор Любимов (продолжатель Мейерхольда, стремившийся эксплуатнуть протестную тему в неявно-подрывных целях), а сам Высоцкий был снова почти ни при чём. Любимовский вневременной и транснациональный Гамлет в трико и без шпаги — это слишком большая абстракция даже для театра. Разумеется, театр — это условность, но делать его ещё большей условностью значит оригинальничать (= привлекать к себе незаслуженное внимание). Чтобы кто-то имел возможность выпендриваться посредством отклонений от нормы, надо, чтобы большинство других эту норму соблюдало. А нормы ведь нередко имеют какое-то положительное значение, иначе бы они не складывались. Высоцкий — соучастник театральных выпендриваний Любимова.

Об актёрских способностях Высоцкого. Марк Дейч, статья «Феномен Высоцкого»:

«…и Гамлет, и поручик Брусенцов, и Дон Жуан, и начальник отдела уголовного розыска в популярном телесериале — все они в исполнении Высоцкого для меня одинаковы. Причем одинаковость эта — не от полноты актерского самоощущения (как, к примеру, у Жана Габена), а от внутренней пустоты, которая маскируется не совсем стандартной внешностью и какой-нибудь хорошо запоминающейся деталью. Такой деталью у Высоцкого был голос — мощный, низкий, красиво хриплый, его владелец пользовался им очень умело.»

Может быть, Высоцкий не видел необходимости в игрании разных ролей существенно по-разному, потому что считал (и ведь справедливо!), что народ хочет смотреть в первую очередь на него самого — такого, какой есть.

Людмила Абрамова, вторая супруга, о Высоцком образца 1961 года:

«У него ведь в Москве не было настоящей работы, ему даже предлагали место редактора в литчасти театра — настолько „высоко“ ценили его актерское мастерство!»

Она же о чуть поздних временах:

«Ему всегда было плохо. Работы не было. Друзья любили его, но с жалостью. Творческого человека талант изнутри раздирает. Безденежье, беспомощность, обломы на каждом шагу. В какие-то эпизоды его толкает Лева Кочерян, в какие-то — Вася Шукшин. Лева настоял, чтобы его взяли в „Стряпуху“. В результате Кеосаян был недоволен, и Володя был недоволен.»

Андрей Тарковский (из выступления в г. Калинине 31 октября 1981 года):

«Он, конечно, никакой не актер, потому что на этом поприще он не достиг высот, какие ему удались в другом жанре.»

Полагаю, Высоцкому давались роли, соответствовавшие его амплуа «мужика», который весь из себя такой маскулинистый, ухватистый, смекалистый, нахрапистый, юморной, уверенный в собственных силах, но не особо вредный. А шибко связываться с Высоцким, наверное, частью не хотели режиссёры — из-за его недисциплинированности, капризности и запоев, частью даже актёры — из-за того же самого, а вдобавок чтоб он их не заслонял своей неактёрской славой. Среди приблизительных современников Высоцкого имелась ОГРОМНАЯ КУЧА всяких замечательных актёров — и «фактурных», и интеллигентных, и даже с запоминающимися голосами, так что в чисто актёрском аспекте он рядом с ними действительно был мало кто. «Штаны» — так называют в театре акторов, которые не блестящи в игре, зато очень мужчинисты-щетинисты и хорошо смотрятся в качестве «крутых» персонажей или там, скажем, сердцеедов каких.

Мне говорят: если судить по воспоминаниям, в жизни Высоцкий был мягче и душевнее, чем в своих ролях. Это к тому, что он якобы не играл самого себя раз за разом. Не знаю, не знаю. Специфика личности проявляется ведь не всё время, а только в некоторых благоприятных для этого ситуациях. Роли, может быть, давали Высоцкому возможность концентрированной демонстрации того, что иначе оставалось у него сглаженным, размазанным по серым будням.

Тексты мощно воздействующих песен, будучи представленными в виде стихов, иногда огорчают своим убожеством. В целом про тексты Высоцкого этого не скажешь, но есть к чему придраться и у него. Далее — несколько примеров по памяти.