Александр Бурьяк - Владимир Высоцкий как гений песенного ширпотреба, сгоревший в творчестве ради излишеств

— Это такой тип нервной системы. Называется астенический гипоманьяк.»

Не знаю, не знаю. У Высоцкого, наверное, было действительно что-то не в порядке с головой, но указанный диагноз вряд ли верен в части «астенический».

С психиатрического сайта:

«Гипоманиакальный синдром. Умеренно выражена эйфория, чувство радости бытия. Маниакальная гипербулия сопровождается продуктивной деятельностью, больные могут осознавать необычность своего состояния.»

Здесь на Высоцкого похоже. А здесь уже нет:

«Астенический синдром (астения). Наблюдается при неврастении, соматических заболеваниях, легких вариантах экзогенно-органических расстройств. Истощаемость психических процессов проявляется повышенной утомляемостью, снижением продуктивности в работе. Характерно нарушение внимания, оно истощаемо, отвлекаемо, неустойчиво. Больные часто испытывают затруднение в выражении своих мыслей, им трудно подобрать нужные слова. Затруднено запоминание новой информации и воспроизведение уже накопленных знаний. Характерна суточная ритмичность (утром больные чувствуют себя лучше, а вечером хуже).»

В психиатрических клиниках Высоцкий лечился неоднократно — но только по поводу наркомании. Склад психики не лечится.

О суицидальности Высоцкого. Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа»):

«Отметим, что у Высоцкого было несколько попыток суицида…»

О патриотизме Высоцкого. Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа»):

«Америка, а особенно Нью-Йорк, Высоцкого поразила, он многим говорил об этом: „Побывал в XXI веке. Нью-Йорк — это город для меня“.»

«Еще в 1978 году он говорит своему родственнику, уже живущему в США, Павлу Леонидову: „Хочу и буду жить в Нью-Йорке. Как? Не знаю как, но догадываюсь. Деньги? Деньги у нас найдутся…“ И Высоцкий, несмотря на прогрессирующую болезнь, начинает серьезно „прорабатывать этот вопрос“.»

Но для публики по-прежнему оставалось «без России я ничто».

Высоцкого добила московская Олимпиада. Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа»):

«В.Янклович: „После „Гамлета“ Володя резко переходит на водку. Началась Олимпиада, — все больницы и аптеки на строгом учете“.

А.Федотов: „Володя вошел в такой запой, что ему было не до этого… Водка — это была замена. Многие ребята так делают — когда хотят соскочить с иглы, входят в запой. Но водка — неадекватная замена, она действует грубее…“»

Положительное у Высоцкого. Читатель этой статьи подсказал:

«…за песню про то, „как один жираф влюбился в антилопу“ сегодня на Высоцкого если бы не завели дело по 282-й, то точно набросились бы толерасты. Это же явная сатира против межрасовых и даже межнациональных браков. А старый попугай, негромко кричащий из ветвей, — тип еврейского либерального интеллигента, поборника „прав человека“.»

Высоцкий был человеком, хорошо вписанным в среду: весь в друзьях-товарищах. (Пример творческого человека, не вписанного в среду: Фридрих Ницше.) Правда, Юрий Визбор пишет («Он не вернулся из боя»):

«Владимир Высоцкий был одинок. Более одинок, чем многие себе представляли. У него был один друг — от студенческой скамьи до последнего дня. О существовании этой верной дружбы не имели и понятия многочисленные „друзья“, число которых сейчас, после смерти поэта, невероятно возросло.»

Это вроде «я с тобой вместе застольничаю и пр., но ты для меня почти никто». Вообще, у меня сложилось впечатление, что к показаниям Визбора надо относиться с повышенной критичностью, особенно когда они противоречат моей концепции. Не противоречат моей концепции показания Марины Влади («Владимир или Прерванный полет»):

«У Володи было много друзей. Одни встречались с ним каждый день, другим лишь удавалось иногда попасть на его концерты, третьи только слушали магнитофонные записи. Но все они были друзьями.»

А вот Генрих Падва (с сайта otblesk.com), похоже, сговорился с Визбором:

«…он умел держать на расстоянии даже близких людей. Хотя Володя очень любил своих друзей, был к ним привязан, много для них делал…»

«— Вы бывали у Высоцкого на Малой Грузинской. Помните свое первое впечатление?

Меня удивило, что дверь была открыта. Просто не заперта. Кто-то входил, кто-то выходил… У него был достаточно своеобразный дом. С одной стороны, Володя являлся человеком, не очень пускавшим и подпускавшим к себе. А с другой стороны, создавалось впечатление открытого дома, калейдоскопа людей…»