Александр Бурьяк - Владимир Высоцкий как гений песенного ширпотреба, сгоревший в творчестве ради излишеств

«Да не так это сложно, и не то, чтобы запрещено. Киноактер Владимир Высоцкий снялся в двух десятках советских фильмов и в каждом пел. Актер Театра на Таганке Владимир Высоцкий больше десяти лет играет на сцене. Бард Владимир Высоцкий записал с полдюжины пластинок — вплоть до партии Попугая из „Алисы в Стране чудес“. Короче говоря, Высоцкий — отнюдь не Галич. При всем запрете на Высоцкого Высоцкий не запретен. Не разрешен, но и не запрещен.»

«Популярна не только песня, но и ее создатель. Высоцкий — это не только автор, но и герой. Этот образ составляет целый комплекс понятий: модель поведения, modus vivendi. По Высоцкому можно жить. Любить. Дружить. И даже противостоять властям. Комплекс „Высоцкий“ учитывает особенности многообразной советской жизни — это нечто среднее между комплексом ГТО и комплексом неполноценности. Сильный и благородный человек-хищник, искренний и истеричный в дружбе и ненависти, первый любовник и первый герой, Высоцкий всегда играет „Высоцкого“.»

«Итак, он — образец для подражания. А в качестве такового перестал быть явлением индивидуальным и стал явлением социальным.»

«Многое привлекательно в песнях Высоцкого. Скажем, блатная стилизация, щекочущая нервы антизаконностью и дающая выход вечной тяге русского человека к хмельному угару малины, к разухабистой неприкаянности.»

«Множество песен-фельетонов слушают потому же, почему их так охотно читают в газете: всегда приятно узнать, что кто-то проворовался. А главное — это приносит успокоение: есть, конечно, кое-где кое-какие отдельные недостатки, сравнительно легко устранимые. И Высоцкий охотно идет на низведение серьезного конфликта до легкой насмешки. Не всегда, разумеется, но вот, например, его песня о Мишке Шихмане, которого не выпустили в Израиль — здесь так. Потому что держаться на таком уровне обобщения, как в „Доме“, не под силу автору, да, наверное, не нужно и слушателю. Так — похихикали, головами покачали, да и пошли наутро созидать сами знаем что.»

«Псевдопротест привлекателен всегда, ибо облегчает жизнь, давая необходимый выхлоп отрицательных эмоций, и в то же время не обязывая ни к серьезному размышлению, ни, тем более, к действию. А особенно, псевдопротест, поданный в добротной упаковке — и потому так споро расходится ширпотребный Высоцкий, что пилюля-то подслащена; прививка проходит безболезненно, и служба социальной профилактики держит марку.»

Вообще-то Высоцкий не позиционировал себя явно в качестве русского (ну, в качестве еврея — тоже). По текстам песен Высоцкий — больше русский, чем еврей; по социальным связям — больше еврей, чем русский. В общем, промежуточный тип со сложностями самоидентификации.

Указанную статью Высоцкий читал и сказал: «Ничего-то они не понимают» (Валерий Перевозчиков «Правда смертного часа»).

Высоцкий доносов не писал, перед властями не выслуживался, никого не «грыз» и не травил. Материальных и прочих ценных результатов он добивался посредством творческого продукта, а не посредством интриг и сделок. А если кому-то разбивал машину, то не нарочно. Кроме алкоголизма, наркомании, контрабанды, неустойчивости в браке, тяги к роскоши и к быстрой езде, а также нарушений трудовой дисциплины, Высоцкий ничем нехорошим не отличился. В творчестве он не вульгарничал, а только простонародничал иногда. Но «по Высоцкому можно жить» — это уж слишком. «Жить по Высоцкому» — значит пить-курить-колоться, надрываться ради барахла и дачного домика, нажить язву желудка, рано помереть в страшных муках, оставив после себя то, что на хлеб не намажешь, в теорию не встроишь, в конструкцию не добавишь, в винтовку не зарядишь.

Ни один нормальный родитель своему чаду «жизни по Высоцкому» не пожелает, а если заметит, что она, тем не менее, начинается, то забеспокоится, не повадилось ли уже чадо и злоупотреблять алкоголем.

В разные этапы своей жизни Высоцкий был в своей этнической и политической ориентации немножко разный: в зависимости от влияний и накопления личного опыта.

В принципе для еврейско-русского полукровки возможны были в советских условиях следующие этнические стратегии:

1) прибиться к одному из своих этносов и скрывать свою частичную принадлежность по крови другому этносу;

2) прибиться к одному из своих этносов, но своей частичной принадлежности по крови другому этносу не скрывать;

3) считать себя принадлежащим русско-еврейскому надэтносу;