Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В канун Рождества Черчилль (Рузвельт стоял рядом, в специальных ножных фиксаторах) обратился с южного портика Белого дома к толпе из 30 000 человек, собравшихся посмотреть на традиционное зажжение огней на Национальном рождественском дереве: в этом году это была восточная ель, которую пересадили на южную лужайку. В сумерках, после молитвы и краткого приветственного выступления гёрлскаута и бойскаута, Рузвельт нажал на кнопку, чтобы включить лампочки. Он произнес короткую речь, после чего уступил трибуну Черчиллю, который объявил собравшимся, что чувствует себя в Вашингтоне как дома. Он говорил о нынешнем «странном кануне Рождества», о том, как важно сохранять Рождество, этот незыблемый остров посреди бури. «Пусть у детей будет ночь радости и смеха, – призвал Черчилль. – Пусть подарки от рождественского деда украсят их игры. И давайте мы, взрослые, в полной мере разделим их безудержную радость и удовольствия, – тут он внезапно понизил голос до устрашающего рычания, – прежде чем снова обратиться к суровым задачам трудного года, который нам предстоит. Преисполнимся же решимости! Чтобы благодаря нашим жертвам и нашей отваге эти самые дети не лишились своего наследства и своего права жить в свободном и достойном мире» [1138] Подробности насчет обстановки, в которой это происходило, см. в: Hindley, "Christmas at the White House with Winston Churchill." Я нашел на YouTube кинохронику, в которой British Pathé запечатлела эту речь: www.youtube.com/watch?v=dZTRbNThHnk . .

Свою речь он закончил так: «В общем, – взмах рукой в небеса, – в общем, с благословения Господа – счастливого Рождества всем вам».

Собравшиеся начали петь. Они исполнили три рождественских гимна, начиная с «Приидите, верные» и кончая тремя куплетами «Тихой ночи», – с многоголосой серьезностью тысяч американцев, оказавшихся перед лицом новой войны.

Детектив-инспектор Томпсон был глубоко тронут, когда на другой день, перед обедом с главой секретной службы Рузвельта, горничная передала ему рождественский подарок от миссис Рузвельт. Развернув обертку, он обнаружил внутри галстук и белый конвертик с рождественской открыткой: «Инспектору Уолтеру Генри Томпсону – Рождество 1941 г. – с пожеланиями счастливого Рождества от Президента и миссис Рузвельт».

Горничная зачарованно смотрела, как Томпсон с изумлением открывает рот. Он писал: «Я просто не мог поверить, что президент страны, народ которой готовится вступить в величайшую войну в истории, мог позаботиться о том, чтобы подарить на Рождество галстук какому-то полицейскому» [1139] Thompson, Assignment , 249. .

Разумеется, впереди их ждали еще четыре года войны, и какое-то время тьма казалась непроницаемой. Пал Сингапур, британская твердыня на Дальнем Востоке, – и вслед с ним, казалось, вот-вот падет черчиллевское правительство. Немцы вытеснили британские войска с Крита, вновь захватили Тобрук. «Мы прямо-таки бредем по Долине унижений», – заметила Клементина в письме Гарри Гопкинсу [1140] Hastings, Winston's War , 205. . Неудача следовала за неудачей, но к концу 1942 года течение войны постепенно стало поворачивать в пользу союзников. Британские силы разгромили Роммеля в ходе ряда сражений в пустыне, получивших общее название Битва при Эль-Аламейне [1141] Обычно выделяют Первое и Второе сражения при Эль-Аламейне – соответственно в июле и октябре – ноябре 1942 года. Боевые действия велись на территории Египта. – Прим. пер . . Военно-морские силы США нанесли поражение Японии в бою у атолла Мидуэй. А Русская кампания Гитлера завязла в грязи, льду и крови. К 1944 году, после вторжения союзников в Италию и Францию, исход войны казался предрешенным. Воздушная война против Британии ненадолго вспыхнет вновь с появлением в 1944 году «летающей бомбы» «Фау-1» и ракеты «Фау-2» (то и другое в Германии именовали «оружием возмездия»), это породит новую волну страха в Лондоне, но окажется последней атакой подобного рода, предпринятой лишь для того, чтобы вызвать хоть какие-то жертвы и разрушения перед неизбежным разгромом Германии.

31 декабря 1941 года Черчилль и его спутники (в том числе, конечно, детектив-инспектор Томпсон) возвращались на поезде в Вашингтон (после визита в Канаду). Черчилль разослал всем записочки с предложением присоединиться к нему в вагоне-ресторане. Подали напитки. Как только наступила полночь, он провозгласил тост: «Выпьем за прошедший год тяжкого труда, за год борьбы и опасностей, за большой шаг в сторону Победы!» Все они взялись за руки (Черчилль сжал ладони сержанта Королевских ВВС и главного маршала авиации Чарльза Портала) и запели «Старое доброе время», пока их поезд прорывался сквозь тьму навстречу городу света [1142] Thompson, Assignment , 257. .