Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В конце встречи Черчилль проговорил:

– Я отношусь к вам с огромной симпатией, как и все мы, в особенности мы с Клемми. До свидания, да благословит вас Бог.

Колвилл вышел, ощущая сильнейшую печаль. «Я покидал эту комнату, чувствуя комок в горле: такого со мной не случалось много лет», – писал он [1151] Colville, Fringes of Power , 1:533. .

Нет, Колвилл не погиб в пламени боя после того, как его самолет подвергся обстрелу какого-нибудь «Мессершмитта Ме-109» и развалился на куски. Он прошел летную подготовку и был приписан к разведывательной эскадрилье, летавшей на американских «мустангах» и базировавшейся в Фантингтоне, совсем рядом со Стэнстед-парком. Там он подхватил импетиго [1152] Импетиго – заразная кожная сыпь. – Прим. пер . . Леди Бессборо, мать Эрика Дунканнона, пригласила его пожить в Стэнстед-хаусе, пока он не выздоровеет. Через несколько недель его вызвал Черчилль.

– Пора вам сюда вернуться, – заявил премьер.

– Но у меня пока был всего один настоящий полет.

– Ладно, можете сделать шесть. А потом возвращайтесь на работу [1153] Там же, 271. .

После шести вылетов Колвилл вернулся на Даунинг-стрит, 10 – чтобы возобновить работу в качестве личного секретаря премьера. Незадолго до дня высадки союзников в Нормандии его вызвали обратно в эскадрилью – несмотря на протесты Профессора, заявлявшего, что он слишком лакомая цель для немецкой разведки. Черчилль отпустил его, хотя и неохотно. «Похоже, вы думаете, что эта война ведется для вашего личного развлечения, – заметил премьер. – Впрочем, в вашем возрасте я чувствовал бы то же самое. Так что можете взять боевой отпуск на два месяца. Но в этом году – больше никаких каникул» [1154] Там же, 84. .

Этот период вряд ли можно назвать каникулами. Колвилл совершил 40 вылетов, проводя разведывательную аэрофотосъемку французского побережья. «Просто дух захватывало, когда мы пересекали Ла-Манш и видели внизу море, так и кипящее всевозможными кораблями, направлявшимися к участкам высадки десанта, – писал он в дневнике. – И еще захватывало дух, когда ты осознавал, что стал частью гигантской воздушной армады, этой тучи бомбардировщиков и истребителей, которых несметное количество – словно скворцов весной; и все эти самолеты движутся на юг» [1155] Там же, 116. . Трижды его чуть не сбили. В пространном письме Черчиллю он описывал один такой случай – когда снаряд, выпущенный из зенитного орудия, пробил большую дыру в крыле его самолета. Черчиллю очень понравился этот рассказ.

А потом Колвилл вновь вернулся на Даунинг-стрит, 10. Прежде, до своего недолгого пребывания в рядах Королевских ВВС, он пользовался симпатией в доме 10, но (по словам Памелы Черчилль) к нему там никогда не относились слишком уж сердечно. Теперь же, после возвращения с активной боевой службы, его акции поднялись. «Всем нам, кроме Клемми, не очень-то нравился Джок, – говорила Памела много лет спустя. – ‹…› Но потом он ушел, поступил в авиацию, и мне кажется, что это было очень разумно, потому что, понимаете, когда он объявился снова, все были очень рады его видеть» [1156] Interview Transcript, July 1991, Biographies File, Pamela Harriman Papers. . Он больше не казался «размазней», каким его впервые увидела Мэри летом 1940 года. «Ничто не могло быть дальше от истины», – признала она позже.

В 1947 году Колвилл стал личным секретарем принцессы Елизаветы, которой вскоре предстояло сделаться королевой. Предложение застало его врасплох. «Вы обязаны согласиться», – сказал ему Черчилль. Во время своего двухлетнего пребывания на этой должности он познакомился с Маргарет Эгертон, одной из фрейлин принцессы, и влюбился в нее. Они обвенчались 20 октября 1948 года в церкви Святой Маргариты, примыкающей к Вестминстерскому аббатству.

Колвилл достиг славы, затмившей славу всех его собратьев-секретарей, когда в 1985 году он опубликовал свой дневник (его отредактированную версию) под названием «На обочинах власти». Эта работа стала одной из отправных точек для всех исследователей, интересующихся внутренними механизмами работы Даунинг-стрит, 10 при Черчилле. Готовя текст к публикации, Колвилл убрал много личных материалов («тривиальных записей, не представляющих широкого интереса», как он выразился в предисловии), хотя каждый, кому доводилось читать сам его рукописный дневник, хранящийся в кембриджском Черчиллевском архивном центре, мог убедиться, что эти «тривиальные записи» были исключительно важны для самого Колвилла.