Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Обычно его дневной или вечерний сон продолжался около часа. На сей раз, вымотанный драматизмом дневной воздушной баталии, он проспал до восьми вечера. Проснувшись, он вызвал дежурного секретаря – Мартина. Тот принес ему свежие новости. «Это было отвратительно, – вспоминал Черчилль. – Тут что-то пошло не так; там что-то отложили; такой-то прислал неудовлетворительный ответ; а в Атлантике противник продолжает топить наши корабли, много жертв» [576] Там же, 336–337. .

Мартин приберег хорошие новости на самый конец.

– Однако, – сообщил он Черчиллю, – все искупается авиацией. Мы сбили 183 самолета, а потеряли меньше 40.

Это цифры были настолько необыкновенными, что по всей империи 15 сентября стали называть днем Битвы за Британию, хотя и это соотношение потерь оказалось неверным, а точнее, сильно раздутым: как часто бывает, в пылу битвы желаемое выдается за действительное.

Тем воскресным вечером в Чекерсе царила более веселая атмосфера – когда начали отмечать день рождения Мэри. Сестра Сара подарила ей набор для письма в кожаном футляре. Подруга прислала шоколад и шелковые чулки; кузина Джуди прислала поздравительную телеграмму. Мэри пришла в восторг от всего этого внимания. «Как все милы – в эти ужасные времена не забыли, что мне исполняется 18! – записала она в дневнике поздно вечером. – Я это ужасно ценю» [577] Diary, Sept. 15, 1940, Mary Churchill Papers. .

Завершила она эту запись так: «Ложусь спать 18-летней – и очень счастливой». Ее приводила в восторг и мысль о том, что завтра она уже поедет в Эйлсбери, чтобы начать работу в Женской добровольческой службе.

Для Германа Геринга потери в воскресном воздушном сражении стали шокирующими и унизительными. Командиры люфтваффе вскоре осознали истинный размах этих потерь – просто по количеству самолетов, которые не вернулись на базу. Число сбитых немецких машин оказалось значительно меньше, чем заявленное Королевскими ВВС (сообщавшими о 183 победах), но оно все равно не укладывалось в голове у руководства немецкой авиации: 60 самолетов, из них 34 – бомбардировщики. Более того, на самом деле потери были еще серьезнее, поскольку этот подсчет не учитывал еще 20 бомбардировщиков, которые получили серьезные повреждения. Не учитывал он и то, что из кабин вернувшихся самолетов многих авиаторов извлекали убитыми или получившими ранения разной степени тяжести (в том числе и искалеченными). Королевские ВВС по окончательному подсчету потеряли всего 26 истребителей.

До сих пор Геринг пропагандировал идею, что экипажи его бомбардировщиков храбрее британских пилотов, поскольку люфтваффе атакует не только ночью, но и при ярком свете дня – в отличие от трусливых британцев, которые проводят свои авиарейды против Германии лишь под покровом темноты. Но теперь он приостановил все масштабные дневные налеты (хотя на наступающей неделе и произойдет еще один крупный дневной рейд против Лондона, который будет стоить люфтваффе невероятно дорого).

«У нас сдали нервы», – позже признавался на допросе генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх [578] Interrogation of General A. D. Milch, Transcript, May 23, 1945, Spaatz Papers. . В августе 1940 года британская разведка описывала его как «маленького вульгарного человечка», который преклоняется перед средневековыми божествами и церемониями [579] Air Ministry Weekly Intelligence Summary, No. 51, Aug. 23, 1940, 7, AIR 22/72, UKARCH. . Он помогал Герингу создавать люфтваффе, сыграв в этом весьма важную роль. Мильх заявил, что понесенные потери не были необходимостью. Он привел две главные причины случившегося: «а) бомбардировщики безобразно держали строй; б) истребительное сопровождение никогда не находилось там, где надо. Летная дисциплина не соблюдалась». По его словам, истребители «пренебрегли задачей сопровождения ради "свободной охоты"».

То, что люфтваффе потерпело неудачу, было ясно всем – особенно геринговскому патрону и хозяину Адольфу Гитлеру.

Между тем главный немецкий пропагандист Геббельс бился над еще одной профессиональной проблемой: как охладить общественное возмущение, вызванное тем, что в прошедшую пятницу люфтваффе подвергло бомбардировке Букингемский дворец. Эта операция оказалась полной катастрофой с точки зрения пиара (как мы выразились бы сегодня).

На войне каждый день творятся бесчеловечные вещи, но миру в целом эта атака представлялась подлой и необоснованной. Геббельс понимал, что можно притушить этот гнев, объявив, что сам дворец стал выполнять функцию арсенала или что какой-то важный склад, или электростанция, или иная цель находится на достаточно небольшом расстоянии от него – так, чтобы казалось правдоподобным, что в здание дворца попали случайные бомбы, хотя сама природа этой атаки (когда бомбардировщик, нырнув вниз сквозь тучи и дождь, полетел над Уайтхоллом к одной из самых крупных и узнаваемых достопримечательностей Лондона) делала такую защиту чрезвычайно неубедительной.