Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Проводя в воскресенье очередное совещание по вопросам пропаганды, Геббельс повернулся к майору Рудольфу Водаргу, офицеру связи, выполнявшему роль посредника между люфтваффе и его министерством, и велел ему «установить, имеются ли какие-либо военные цели в районе Букингемского дворца» [580] Boelcke, Secret Conferences of Dr. Goebbels , 91. .

Если таковых не обнаружится, немецкая пропаганда должна их выдумать, заявляя, что «секретные военные хранилища скрыты в непосредственной близости от него».

Первая неделя работы Мэри в Женской добровольческой службе заставила ее в полной мере осознать реальное воздействие войны на людей. «Деревенской мышке» приходилось подыскивать жилища для тех семей, лондонские дома которых оказались разрушены при бомбежке, или для тех, которые спешно покинули город, опасаясь, как бы их не постигла такая же участь. Люди текли огромным потоком, принося с собой ужасающие рассказы о пережитом в Лондоне. Количество беженцев сильно превышало число имеющихся помещений, что вынудило ЖДС вежливо, но твердо призвать граждан, проживающих в данном районе, открыть двери своих домов для этих переселенцев. После начала войны были приняты законы о чрезвычайном положении, наделявшие правительство полномочиями по использованию частных домов в своих нуждах, однако в ЖДС не спешили апеллировать к этому закону, боясь вызвать возмущение и усугубить и без того тлеющую классовую вражду (нетрудно себе представить эти встречи портовых рабочих и сельских джентльменов) во времена, когда в обществе и так создалось немалое напряжение.

Для Мэри контраст между тем, с чем она сейчас столкнулась, и тем, как она перед этим провела лето в Бреклс-холле, оказался почти невообразимым. Всего две недели назад они с Джуди Монтегю весело разъезжали на велосипедах по загородным угодьям, купались в пруду поместья, танцевали – и флиртовали – с молодыми офицерами Королевских ВВС, а война казалась чем-то далеким, чем-то происходящим за кадром. Даже зенитки, стрелявшие по ночам, служили для нее скорее источником комфорта, а не ужаса.

Но теперь…

«Надо же – такое – в XX веке, – поражалась Мэри в одной из дневниковых записей ближайшего уик-энда. – Поглядите на Лондон – поглядите на все эти толпы лишившихся крова и имущества, на изможденных людей – в одном только Эйлсбери.

За эту неделю я увидела больше страданий и нищеты, чем когда-либо прежде.

Просто не могу подобрать слова, чтобы описать свои чувства по поводу всего этого. Я знаю лишь – меня сподвигли на более глубокое и широкое осознание тех страданий, которые приносит война. Я знаю лишь – мне стало известно о человеческих страданиях и тревогах больше, чем когда-либо прежде.

О Господи, не оставь бездомных и встревоженных.

Я видела так много озабоченных, печальных, потерянных выражений лица – и очень много храбрости, оптимизма, здравого смысла» [581] Diary, Sept. 21, 1940, Mary Churchill Papers. .

Два дня спустя, 23 сентября, в понедельник, Мэри прочла новость о том, что потоплен «Сити оф Бенарес», а с ним погибло множество детей. «Упокой, Господи, их души, – записала она вечером в дневнике, – и помоги нам стереть проклятие Гитлера и избавиться от самого омерзительного бремени, какое мир когда-либо налагал на человечество». После этой трагедии ее отец распорядился «остановить дальнейшую эвакуацию детей за океан» [582] Gilbert, War Papers , 2:862. .

Вдали стреляли зенитки и разрывались снаряды, но в Темнице поместья Чекерс царил покой – и дух истории, овеянный благожелательным присутствием призрака леди Марии. Какие бы жестокие и жуткие рассказы ни слышала Мэри каждый день, по вечерам она имела возможность укрыться в своем милом доме, где о ней заботилась Монти (Грейс Лэмонт, экономка Чекерса) и где компанию Мэри составляла Памела, ожидавшая появления на свет своего ребенка. Неожиданно получилось так, что Карнак Риветт, врач Памелы, тоже стал более или менее постоянным жильцом дома – к большому неудовольствию Клементины. Она считала его присутствие и угнетающим, и смущающим, тем более что поместье Чекерс не являлось личной собственностью семейства Черчилль, а принадлежало правительству. Она говорила Памеле: «Дорогая, ты должна осознавать, что это официальная резиденция, поэтому довольно неловко, если этот доктор каждый вечер сидит вместе со всеми за ужином» [583] Interview Transcripts, July 1991, Biographies File, Pamela Harriman Papers. .

Риветт часто оставался ночевать, заявляя, что должен находиться в доме, поскольку роды могут начаться в любой момент.