Валентина Краскова - Кремлевские кланы

В восемнадцать лет Константин Рокоссовский был высоким, крепким, ловким парнем.

Когда грянула война с Германией, и всех мужчин начали переоблачать в штаны и гимнастерки цвета хаки, и на всех перекрестках мальчишки-газетчики истошными голосами кричали о зверствах пруссаков и о Вильгельме Кровавом, он, не предаваясь долгим размышлениям, решил добровольцем идти на фронт.

В начале августа он уже был в штабе драгунского полка.

— Хочу на фронт!

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать?

— Рано еще. Призываем с двадцати одного года.

— Да я вон какой…

Действительно, «мальчик достань воробушка»!

Войсковое начальство с интересом рассматривало рослого, хорошо сложенного юношу. Согласилось.

— Только меня в кавалерию. Я люблю лошадей.

— Можно. Будешь служить в нашем полку.

Уже на следующий день вахмистр эскадрона одобрительно крякнул, глядя на статного новобранца:

— Эх как вымахал! Знатным будешь драгуном!

Вахмистр не ошибся. Угадал в молодом парне будущего истого кавалериста.

Кавалерия в те давние времена была если не основным, то, во всяком случае, самым нарядным и боевым родом войск: гусары, драгуны, уланы, донские, кубанские, терские, оренбургские, забайкальские и прочие казачьи полки.

Выносливый, понятливый, смекалистый Константин Рокоссовский постиг военную науку быстро и легко. Вскоре, получив винтовку, пику и шашку, он впервые вскочил на злобно грызущего удила и брызжущего сумасшедшей пеной жеребца.

Так он стал рядовым 5-го Каргопольского драгунского полка 5-й кавалерийской дивизии.

Началась первая в его жизни война.

Отличился он уже в самые первые дни своей военной службы. Передовые разъезды Каргопольского полка, двигаясь навстречу немцам, обнаружили в одном местечке подразделения противника. Надо было разведать его силы, расположение.

Вызвался Рокоссовский:

— Пошлите меня. Я смогу.

Послали. Переодевшись в гражданское платье, Константин Рокоссовский незаметно проник в местечко, занятое немцами, узнал все необходимое. Вернулся. Доложил.

Сведения, добытые молодым разведчиком, помогли выиграть бой. Начальство оценило дерзость и находчивость молодого солдата. Рокоссовский получил свою первую награду — Георгиевский крест.

В восемнадцать лет!

Так начался боевой путь Константина Константиновича Рокоссовского.

Запомнилось, как осенью четырнадцатого года возле Лодзи немцы хотели окружить русские войска. Но промахнулись. Целый их корпус тогда угодил в русское кольцо. Едва ноги унесли, и то, конечно, не все.

Чем еще запомнились ему три года первой мировой войны, что они ему дали?

Дали солдатскую выучку, мастерство кавалериста, привили любовь к военной службе.

Дрались драгуны по присяге: не щадя живота своего.

Прогремит команда:

«Шашки вон, пики к бою!» — и несется эскадрон в конный бой, разит противника. Сандомир, Висла, Паневежис, Шавли, Ковно…

Бои, разведки, благодарности, конные атаки, поощрения, рукопашные схватки. Его представляют к награждению Георгиевской медалью 4-й степени. Георгиевской медалью 3-й степени…

Шла война. Шла фронтовая солдатская жизнь. В душу молодого драгуна по-пластунски вползали мучительные, казалось, неразрешимые сомнения. Кому нужна кровавая бойня? За какие такие провинности начальство приказывает рубить шашками и топтать конскими копытами таких же, как он сам, молодых ребят? Разве только за то, что родились они на берегах Рейна или в лесах Баварии?

За что он воюет?

— За веру! — привычно поучал унтер-офицер Шалаев, за свирепость характера и окаянные кулаки прозванный солдатами Дракозубом. Приказывал: — Повторяйте, сукины сыны, архангелы! — И сипло бубнил: — «Спаси, господи, и помилуй родителей моих, родственников, начальников и благодетелей». Поняли, гавриилы? Начальников и благодетелей, мать вашу так!

— За царя! — заученно сипел унтер-офицер Дракозуб, клеймя нерадивых слушателей. — Чтоб знали назубок: «Победы благоверному императору нашему Николаю Александровичу…»

Где он, этот благоверный царь-император? В неведомом Санкт-Петербурге, ставшем недавно Петроградом? Что знает он о царе? Разве только солдатскую байку, которая обошла все окопы после того, как Николаю повесили на грудь Георгиевский крест: дескать, царь-батюшка с Егорием, а царица-матушка с Григорием.

Нет, неохота умирать за такого царя!

— За отечество! — И унтер-офицер Дракозуб многозначительно поглядывал в сторону инородцев.