Игорь Харичев - Кремлевские призраки

Автору этой книги выпала возможность приобрести уникальный жизненный опыт, проработав значительное время в Кремле, в администрации Президента России в постсоветский и постперестроечный период.

Мы знакомы с произведениями мемуарной литературы, связанными с личностью первого Президента страны и российской политикой последних лет. Но в этом произведении реальная жизнь и хронологическая нить событий присутствует лишь контуром, оставаясь практически за пределами повествования.

Что интересует Игоря Харичева? Конечно, Кремль как некое символическое сосредоточие российской жизни за долгие годы и даже столетия. Кремлевский ландшафт с его великолепными соборами, звездами, небесными и красными, из рубина; конфликтное сочетание Храма и Дворца съездов; атмосфера тайны, лжи, преступления и жертвенности, страха, того глобального страха, который автор называет генетическим и который пропитывает и жизнь, и память, и душу каждого.

«У Кремля трудная судьба… трудно быть вместилищем страха». По сути дела, каждый из нас несет такой Кремль в себе и постоянно спорит, конфликтует с теми же самыми персонажами. Спорит до победы. Собственной. Или чужой.

Разматывая в нехитрых сюжетах основную, философскую линию своего романа в рассказах, автор стремится понять: зачем жизнь, каков ее смысл, каково назначение человека – независимо от обстоятельств?

Жизнь по Харичеву есть предстояние перед заветом любви, оставленном предшественниками, а также перед последним часом, который у всех великих венчался по заслугам, по образу прожитого, и часто был трагическим.

В мучительных раздумьях автор отчетливо понимает: «Будущее – в преодолении прошлого. Но каждый должен преодолеть его в себе».

Этот простой вывод подтверждается и в написанных с хорошей долей выдумки и чувством правды времени встречах с кремлевскими призраками: Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым, Маленковым, Черненко, Андроповым, Инессой Арманд, Надеждой Аллилуевой. А сверх того – и с иными, более мелкими персонажами былого и реальными сослуживцами, впутанными, как и автор, в историческую канву бытия.

Автор с болью наблюдает, как в реальной, сегодняшней жизни Кремля и страны страх оборачивается кровью, Россия оказывается на пороге гражданской войны. Устами одного из персонажей романа высказывается опять-таки простое, но точное суждение: как ни страшна пролитая кровь, порой малая кровь спасает от большой…

В романе Игоря Харичева постоянно присутствует некий всеобщий Судия, знаковая фигура, ДЕЛОПРОИЗВОДИТЕЛЬ всех кремлевских времен и поворотов истории. Этот Судия, мистический, но вполне осязаемый по своим взглядам и оценкам персонаж, проливает свет на прошлое, помогает автору распутывать клубок кремлевских противоречий, обещает ему встречу в будущем, которую, однако, надо еще заслужить и которой надо дождаться.

Но как? Каковы инструменты преодоления прошлого, выхода из страха и обреченной зависимости? Автор выстрадано находит и обозначает эти принципы, эти качества: совесть, душа, Бог, Любовь. Казалось бы, чего сложного? Но недаром Игорь Харичев, открыв это для себя, настоятельно твердит, что мы приходим в этот мир, чтобы научиться любить. И пробудить совесть, воспитать душу, обрести Бога, который прежде всего должен обитать в наших душах, в нас самих.

В конце книги перед нами встает уже во многом иной Кремль: Кремль без страха, лжи, подлости. Кремль чистоты храма и высоты человеческих помыслов.

И автор говорит себе и читателю, улыбаясь нам, людям, доверчивой детской улыбкой, чтобы мы поверили искренности и значимости наивного и прекрасного признания:

«Быть может, это и глупо, но я верю, что любовь когда-нибудь спасет мир»!

Римма КАЗАКОВА

(Предисловие к изданию 2000 г.)

Он посмотрел на меня столь сурово, такими дырявящими, пронзительными глазами, что я пожалел, что открыл эту дверь.

– Извините, ошибся, – пробормотал я, собираясь уйти.

– Ты ошибся не дверью, – голос у него был тяжелый, раскатистый. – Ошибка в другом. Ты пришел не в срок… Ладно, проходи.

Повинуясь непонятной силе, я закрыл за собой дверь, подошел к столу, старинному, с гнутыми резными ножками, заваленному бумагами.

– Садись, – он указал на стул, стоящий перед столом, такой же старый, красивый, добротный.

Я сел на краешек. Мне было неловко. Я не собирался приходить к этому странному человеку. Толкнул непонятную, вечно закрытую дверь, и на тебе, влип.