Лев Данилкин - Ленин - Пантократор солнечных пылинок

Судить об идеях Ленина, касающихся отношений между полами, можно лишь косвенно; как уже говорилось, они сформировались при чтении «Что делать?» Чернышевского, посвященного во многом именно морали и физиологии «новых людей». Эксплицитно они выражены, кажется, лишь однажды – в воспоминаниях Клары Цеткин, очень подробно пересказавшей целый монолог Ленина относительно распространенной в первой половине XX века якобы революционной – а по мнению Ленина, декадентской – «теории стакана воды». Ленин, по словам Цеткин, осознает, что политически смутные времена вызвали «неурядицу» также в «области брака и половых отношений», – и готов признать, что и в этой сфере «близится революция, созвучная пролетарской». «Вы, конечно, знаете, – берет Ленин под локоток Цеткин, – знаменитую теорию о том, что будто бы в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой теории “стакана воды” наша молодежь взбесилась, прямо взбесилась». После многозначительной паузы Ленин сообщает, что, по его мнению, ничего марксистского в этой теории нет; ведь секс не сводится к голой экономике (есть дефицит, есть товарный рынок, при наличии договоренности о цене дефицит удовлетворяется), в сексе присутствует, во-первых, культурный аспект («разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ?»); во-вторых, общественный (секс ведет к деторождению, и вот тут уже «сделка» двоих участников рыночной ситуации приобретает социальную значимость).

Осознает ли он, что любая критика free-love, да еще со «здоровым спортом, гимнастикой, плаванием и экскурсиями» в качестве альтернативы, автоматически воспринимается как ханжество и проповедь «аскетизма»? Разумеется, да – и заранее протестует: нет, «мне это и в голову не приходит». Коммунизм = жизнерадостность и бодрость, «вызванная также и полнотой любовной жизни». Однако, по мнению Ленина, избыток секса ведет не к бодрости, а к унынию; революция же требует стойкости и сосредоточения; «я не поручусь также за надежность и стойкость в борьбе тех женщин, у которых личный роман переплетается с политикой, и за мужчин, которые бегают за всякой юбкой и дают себя опутать каждой молодой бабенке». Персональная брезгливость к захватанному губами стакану подкрепляется классовым анализом: «Несдержанность в половой жизни буржуазна: она признак разложения. Пролетариат – восходящий класс. Он не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его или возбуждало. Ему не нужно ни опьянения половой несдержанностью, ни опьянения алкоголем». Секс, таким образом, для Ленина (которого еще в Лондоне издательница Калмыкова в письмах Потресову называла «наш златокудрый Аполлон», «была в Лондоне у Аполлонов») – дионисийская, оргиастическая стихия; в особенности чрезмерное увлечение сексом могло повредить женщинам, которых следовало всячески вовлекать в общественную жизнь – уводя «из мира индивидуального материнства в мир материнства социального».

Архив Музея Дипломатического корпуса (г. Вологда). Ф. 5. Д. 1. Цит. по: Быков А. В. Фрэнсис Линдли: Британский дипломат и русская революция // Новый исторический вестник. 2011. № 4.

Голова идет кругом ( нем. ).

О том, что Ленин шахматист, быстро станет известно за границей, и западная пресса полюбит изображать противостояние Советской России и капиталистического Запада персонифицированно, как шахматную игру между Лениным и главами западных государств. Так, в апреле 1920-го журнал «Liberator» нарисовал Ленина, играющего против Вильсона, Клемансо и Ллойд Джорджа. Карикатура называлась: «Вам шах, джентльмены!» и сопровождалась подписью: «У них в запасе всего два хода: война с Россией, означающая революцию в тылу; или мир с Россией, подразумевающий распространение Советов по всему миру».

Это правда. Троцкий и Менжинский устроили перед зданием Госбанка музыкальный флэшмоб, пригнав туда несколько солдатских оркестров – требовать деньги.

Цит. по: Быков А. В. Фрэнсис Линдли: Британский дипломат и русская революция.

В не лишенной остроумия – и отчаянно антиленинской – книге В. Осипова «Моя Крупская» утверждается, будто Каплан была лишь ширмой, «городской сумасшедшей», которая сама стрелять не могла физически, но которую подлинные террористы нарочно взяли с собой, чтобы повесить на нее покушение; палили же в Ленина – из разного оружия – двое других людей, имевших отношение к ЧК и конкретно к Свердлову. Автор обращает внимание на множество действительно подозрительных нестыковок, особенно касающихся использованного оружия, яда кураре и пр. Однако объяснения, в чем заключается мотивировка Свердлова и как именно он планировал воспользоваться убитыми слонами в случае успеха своей затеи, в книге нет. По-видимому, все странности всё же можно списать на ту обстановку, в которой произошло это покушение: вторая половина лета 1918-го была, наверное, худшим моментом для большевиков: они готовились к поражению и уходу в подполье; при Московском губисполкоме уже открыли мастерскую по подделке паспортов: имена смывали, заполняли бланки из старых архивов фамилиями умерших и фальсифицировали подписи волостных старшин и губернатора Джунковского. Именно поэтому документы, касающиеся покушения, тоже могли быть намеренно искажены. Поскольку проверить противоречащие друг другу показания свидетелей нет возможности, перспективнее, чем на «загадочные» нюансы, полагаться на общую логику ситуации.