Виктор Давыдов - Девятый круг. Одиссея диссидента в психиатрическом ГУЛАГе

Уже к средине медового месяца новобрачная поняла, что имеет дело с тяжелым алкоголиком, и, когда обнаружила, что муж начал красть вещи из дома, выставила его прямо на улицу. Там Гончарова уже ждала другая дама по имени «белочка». Ему всюду стали мерещиться зеленые черти, он отбивался от них до тех пор, пока менты не нашли его на дороге — их Боря тоже принял за чертей и пробовал отбиваться.

Надо отдать должное ментам. Как правильные русские мужики они поняли проблему и отправили Борю по верному адресу — в психиатрическую больницу. Там, как назло, чертей было вообще видимо-невидимо. Боря буянил, ломал мебель и кидался бутылками с физраствором в медсестер. Добрые психиатры все же привели его в чувство — после чего сдали назад на руки ментам.

С юридической точки зрения, все было правильно, ибо закон распространяется и на территорию психиатрических больниц. И все равно судить человека за классические симптомы болезни было совершенно абсурдным. Столь же юридически верно и абсурдно Борю судили за «злостное хулиганство» — так он попал в СПБ.

С врачами он нашел правильный тон и играл дурачка, своего рода бравого солдата Швейка. Получал аминазин, который переносил плохо — из-за язвы. Однако как вменяемый зэк быстро попал в рабочее отделение на швейку — и уже второй раз вылетал оттуда из-за скандалов с медсестрами. Характер у Бори, как и у всех завязавших алкоголиков, был не сахар.

Следующий обязательный номер программы — обход.

О нем возвещает катящийся по коридору стук ключей санитаров:

— Приготовились к обходу! Быстро! Быстро!..

Сегодня обход проводят только двое — сама Гальцева и молодая, приятная на вид шатенка Екатерина Ягдина. Каждая занимается только своими «пациентами» — если вообще ими занимаются. Мимо меня Гальцева проходит, как будто не замечая. Это ничуть не унижает, даже наоборот. «Золотое правило СПБ»: если тебя не видят, то ты счастлив.

Боре Гончарову его «лечащий» врач Ягдина задает стандартный вопрос, как он себя чувствует. Боря чуть не подскакивает от радости на койке и уверенно тоном солдата Швейка отвечает:

— Гораздо лучше! Язвы почти не чувствую.

Ягдина понимает, что Боря ломает комедию, задерживается на секунду, — но проформа соблюдена, так что двигается дальше.

Ранее я уже слышал рассказы о том, что за какие-либо жалобы на здоровье вроде «болит под лопаткой» можно получить трифтазин, а то и что-нибудь похуже. Долго воспринимал их как байки, но в Третьем отделении убедился: это было правдой. Старая алкогольная язва, действительно, мучила Гончарова, и он постоянно вымаливал у медсестер соду глушить изжогу, и никогда не мог есть кислую капусту, составлявшую добрую половину нашего рациона. Два дня назад он уже не в первый раз пожаловался Ягдиной — и получил удвоенную дозу аминазина, 100 миллиграммов вместо обычных 50.

Если бы Боря весь этот аминазин пил, то наверняка уже валялся бы где-нибудь в лагерной больничке, а то и на лагерном кладбище — благо и то и другое было расположено где-то рядом. Однако Боря был гением коммуникации, санитары его уважали, так что вряд ли Боря выпил и треть выписанных таблеток. За счет чего и был более-менее здоров и еще жив.

Следующим пациентом Гальцевой был странный человек по фамилии Астраханцев, лежавший на лучшем месте под окном, рядом с батареей. Странным он был не по преступлению — конечно, если то, что он говорил, было правдой: убийство кулаком в ресторанной драке. Странным он был по своему статусу в СПБ.

Астраханцеву разрешалось делать зарядку — чем он и занимался полдня, нагло используя стойки чужих коек и пространство в проходе, накачивая мускулы. Ни санитары, ни медсестры на это не обращали внимания. Сразу становилось ясно, что где-то над всеми ними было лицо поважней, которое и позволяло Астраханцеву это делать. Простым смертным зарядка и физические упражнения были категорически запрещены.

Таблеток Астраханцев не получал, вернее, получал какие-то 50 миллиграммов аминазина, которые почти демонстративно не пил, и ни одна из медсестер даже не пыталась лезть к нему в рот со своим шпателем. У него всегда имелись деньги на отоварку, хотя, по его же рассказам, родственников у него не было.

Так же, как и я, Астраханцев приехал «с Запада» — из Алма-Атинской СПБ. Почему и как — ничего не было понятно. В рассказах о прошлом фигурировали только служба в спецназе, работа тренером по спортивной борьбе. Выдавали его только глаза — совершенно ровные акульи голубые круги без единого пятнышка, не выражавшие ничего. Такие приходилось встречать лишь у серийных убийц.