Диана Померанц - Жена психиатра. Когда любовь становится диагнозом

Я посмотрела на этого молодого человека и поняла, что он был вестником, передавшим мне послание от папы. Мой отец был готов к смерти и знал, что я выдержу, переживу это и буду счастлива.

Я зашла в палату, чтобы еще раз посмотреть на него. Доктор некоторое время постоял со мной рядом, прикоснулся к папиной руке, потом к моему плечу и вышел. Вид у отца был умиротворенным и спокойным. Я обняла его и почувствовала, как тепло уходит из тела папы.

Я подписала необходимые документы и поехала домой. Уже из дома я позвонила в похоронное бюро, Лидии, своим племянницам, тетям, дядям, а также двоюродным братьям и сестрам. Я позвонила всем тем, кого надо было немедленно оповестить о смерти папы и кто хотел приехать на похороны.

Потом я набрала Чарльзу, который на время забрал к себе детей.

— Мой отец умер, — сообщила я.

Бывший муж громко ахнул от ужаса, но потом быстро совладал с собой. Он не утешал меня и не выразил своих соболезнований. Я поняла, что, хотя я и понесла тяжелую потерю, мне не стоит ждать от Чарльза никакой помощи.

— Привези детей завтра утром. И не говори им ничего, я сама скажу про папу.

— Хорошо, — ответил экс-супруг.

Чарльз и его родители были на папиных похоронах. Мне показалось, что сочувствие моей утрате со стороны бывших свекра и свекрови было искренним. В последующие дни они еще несколько раз нас навещали. Несмотря на то что Чарльз присутствовал на похоронах, ни слова не проронил о смерти моего отца. Во время заупокойной службы он сидел за детьми.

На его губах была блаженная улыбка, словно у Будды, и казалось, что сам находится в состоянии транса. Детям Чарльз проговорил: «Дедушка был хорошим человеком», но мне ничего не сказал.

Вечером после похорон к нам приехали родственники и друзья. Среди толпы неожиданно я увидела человека, которого совершенно не предполагала увидеть. Молодой врач-еврей подошел ко мне, улыбнулся и, пристально глядя на меня темными глазами, заговорил:

— Я хотел прийти и отдать дань уважения вашему отцу. И передать мои соболезнования вам и вашим детям. Невзирая на то что мы были знакомы всего несколько дней, ваш папа произвел на меня глубокое впечатление. Он был хорошим и мудрым человеком.

— Спасибо, — мой голос дрогнул. Доктор улыбнулся.

— В иудаизме считается, что после окончания траура человек должен подняться и выйти из темноты на свет. Не нужно специально что-то делать, давать себе обеты и обещания, не нужно даже пытаться все забыть и двигаться дальше. Достаточно просто подняться и выйти на свет. Дать возможность свету проникнуть в вашу жизнь. Сделайте это, я очень вас прошу. В честь вашего отца и ради детей. Желаю вам всего доброго. Берегите себя.

С этими словами доктор повернулся и ушел. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из вида.

Тут я поняла, что даже не знаю имени этого человека. У меня было чувство, словно ко мне приходил старый добрый друг.

В ту ночь мне снова приснился сон. В полном одиночестве я сидела в темном кинотеатре. На огромном экране появились титры, а потом лицо моего деда. Дедушка, как обычно, выглядел как настоящий английский джентльмен, на нем были элегантное пальто и шляпа. Затем подошли папа и мама. Все они посмотрели на меня и улыбнулись. Любящие глаза родных сказали мне больше, чем тысячи слов.

Изображение на экране исчезло, и я поняла, что светит солнце и я нахожусь на лугу, на котором растут тысячи цветов.

Когда у меня обнаружили рак, прогнозы докторов были не самыми обнадеживающими. И, хотя никто не говорил, сколько мне осталось (а я и не спрашивала), я знала, что ни врачи, ни Чарльз не рассчитывали на то, что я доживу до выпускного своих детей. Более того, прошло восемнадцать лет, а я все еще жива и еду в кафе, где за ланчем встречусь с моими дорогими детьми: 28-летней Элли, которая теперь преподает живопись в университете. И 25-летним Сэмом, начинающим маркетологом из Нью-Йорка.

Я проезжаю по знакомым улицам, а затем останавливаю машину, опускаю стекла и дышу свежестью. На мгновение меня уносит в прошлое, и я вижу себя молодой. Я танцую на усыпанной хвойными иголками лужайке перед домом, рядом со мной Винни и молодой Чарльз. К реальности меня возвращает проходящая мимо пара с лающим бобтейлом на поводке.

Да, в моей жизни были счастливые времена. И счастья было гораздо больше, чем грусти. Несмотря на то что наши отношения с Чарльзом закончились некрасиво и очень болезненно, многие годы я любила его, и полученный опыт совместной жизни сделал меня душевно богаче и помог лучше понимать людей, в том числе моих пациентов.