Михаил Левитин - После любви. Роман о профессии [сборник]

«Кто это? Пьяный?»

И плачущий Валечкин голос ответил:

«Какой он пьяный? Просто больной человек!»

«Неужели впустили сумасшедшего?»

«Ну, впустили, вам-то что?! Он — чудесный старик».

В фойе администратор бросился к той самой, кожаной, двери, и тотчас из нее вышел высокий полный человек и направился к ним.

«Миша, — сказал он, — зачем ты пришел, Миша? Тебе нельзя».

«Боишься меня?» — спросил золотобородый.

«Мишенька, тебя подвезет мой шофер, а я приеду после спектакля».

«Ты — лжесвидетель, — сказал старик. — Гнусный и подлый лжесвидетель!»

«Хорошо, Миша, хорошо. — Тут полный заметил Кузу и спросил: — Ты с ним, мальчик?»

«Да».

«И покупал билеты ты?»

«Да, я».

Тогда человек, лицо которого казалось мальчику на протяжении всего разговора уже виденным где-то, сказал:

«Нельзя быть равнодушным в твои годы, надо думать, что делаешь, надо жалеть психически неуравновешенных людей».

«Он нормален, абсолютно нормален!» Куза понимал, что если не остановить, он бросится на этого элегантного старого господина и стряхнет с него весь лоск, всю элегантность, и выцветшие голубые глаза его Куза ненавидел.

«Пойдем, пойдем, он прав». Золотобородый легко подтолкнул мальчика к выходу.

«Я заеду к тебе сегодня», — донеслось из фойе.

«Он прав, — повторил на улице старик. — Мне забывать не должно, что я прежде всего математик, великий математик…»

И он, как бы потеряв мальчика навсегда в темноте летнего вечера, ускользнул со всеми своими догадками, озарениями, болезнями. А мальчик стоял у театра, отягощенный раскрывшейся тайной, и за спиной его на большом репертуарном щите еще можно было разглядеть, приблизившись, три слова: «Главный режиссер Б. Л. Савицкий».

И Куза заболел. Как будто прорвалось звено в цепочке летних дней, и пустоту надо было заполнить.

Вместе с золотобородым ушли ответы на незаданные вопросы, ушло и беспокойство. А неясная обида помучила немного, чтобы смешаться с болезнью.

Теперь он лежал на высокой родительской подушке, гордо сознавая границы собственного тела, с его особым климатом и теми крошечными облачками забытья, после которых выступали слезы.

И что ему, отделенному болезнью, борьба между августом и подступившими с моря осенними ветрами?

Чьей-то уверенной рукой начертаны карты древнего мира, оставленные ушедшей мамой. Мама — историк, но это не значит, что Куза любит историю, просто он всегда во время болезни рассматривает — если не каштан за окном, то эти карты. Они, как болезнь, в бесконечных черточках и курсивах.

«Понт Евксинский, Понт Евксинский… Камерный театр, Камерный театр… При чем здесь Камерный? Черное море называлось Понтом Евксинским, наше море, я знаю».

Стоял на площади посреди древних Афин золотобородый, держа в руках хлебную сайку, как лиру. И слетались птицы.

Когда это было? Да, на следующий день после театра! Из парадного, едва успев туда заскочить, видел мальчик, как шел по улице Михаил Леонидович, за ним Гуськова. Он был носителем авоськи и еще чего-то блестящего, черного, с пуговицей посредине. Из этого черного извлекла Гуськова серебряную мелочь, когда они поравнялись с булочной, а потом опустила кошелек назад, в стариковский карман. Он, казалось, не замечал ее манипуляций, стоял и смотрел, взглядом скользя над улицей. Потом Гуськова вынесла сайку и какой-то пакет, пакет вложила в авоську, а сайку Савицкий не отдал, прижал к себе. Близко-близко, рядом с Кузой, проплыло лицо Савицкого с засохшими ручейками каких-то капель, вероятно, небрежно закапанных Гуськовой.

Всё вернулось вместе с кривоногим опекуном — и дряхлость, и умирание. Уходил Савицкий кушать на кухне компот.

«Жители Афин! — обратился Куза к тем, чьи белые и легкие одежды колебал ветер с Эгейского моря. — Благородные греки! Спасем старика Савицкого! Может быть, он действительно великий математик или актер великий?»

Но много забот у афинян, день только начинается! Через Босфор и Дарданеллы вливаются воды Понта Евксинского в Эгейское море и обратно… «Слушайте передачу „Театр у микрофона“, — сказал диктор. — Сегодня у нас премьера — возобновление спектакля Московского Камерного театра „Мадам Бовари“ в постановке Александра Таирова. Режиссер возобновления и исполнительница главной роли — народная артистка РСФСР Алиса Георгиевна Коонен». «Кто в остальных ролях? Кто в остальных ролях? Чья музыка? Почему я ничего не слышу и нет сил протянуть руку, сделать звук громче?»