Михаил Левитин - После любви. Роман о профессии [сборник]

«Не шевелись, — шепнул старик, когда они очутились за колонной. — Не надо прятаться, стой неподвижно, и никто тебя не заметит».

Куза совсем ничего не понимал, но эта игра ему понравилась. Он чувствовал, как старику весело.

«Сейчас этот раб пробежит мимо, видишь, с черным лицом? Нет, он не африканец, он — администратор. Неужели и в туалете будут искать?»

Крошечный человечек с круглым лицом, как бы покрытым ваксой, действительно впорхнул в туалет и, скривившись, вылетел, чтобы искать их дальше. Потом вернулся, а когда остановился, взмыленный, рядом с ними, Кузу поразило, что пахнет от него не потом, а каким-то чудесным детским мылом.

«Молодец, старается, — тихо засмеялся старик. — Сейчас предупредит всех дежурных по залу».

Так оно и случилось — Африканец перебегал от двери к двери, всем женщинам что-то нащебетывая.

Когда раздался третий звонок и в фойе стало сумрачно, так как самое интересное переместилось в зал, старик взял мальчика и уверенно зашагал к средней двери справа, уже полуприкрытой. Навстречу ему выскочила женщина.

Та же униформа, что у остальных, те же пуговицы, но с таким расстроенным человеческим лицом, которое делало ее абсолютно беззащитной.

«Да, Валечка, это я», — старик пожал суконный локоть женщины.

«Михаил Леонидович, нельзя».

«Валечка…»

«Михаил Леонидович! Не велели!»

«Всё знаю, Валечка. Но я не один». — И старик кивнул на Кузу.

«Мальчика я посажу, Михаил Леонидович».

«Дорогая моя, да разве я зверь — оставлять ребенка здесь одного?»

«Ой, Михаил Леонидович!»

«Ладно, дружок, ладно».

И под звуки увертюры, освещенные светом из лож, они проследовали на виду у всех в центр первого ряда. Потом старик оглянулся.

«Посмотри, почти полный зал. Какой ужас!» — сказал он.

И начался «Гамлет». Как и все немногие «Гамлеты» Витиной жизни, да и любой другой, начался в темноте, изредка поблескивая тут и там вкрапленным металлом, и, как обычно, люди выясняли отношения в Эльсиноре, люди торопились к развязке, но впервые рядом с таким соседом разделил мальчик тревогу происходящего.

«Кого мне больше жалко? — думал он. — Золотобородого или Гамлета? Кого?»

Ему даже показалось, что Гамлет нет-нет да и оглянется на старика из первого ряда, или это артист старался овладеть вниманием зрителя?

Зачем стараться, когда старик и без того сидит неподвижно и прямо, как наваждение, и там, на сцене, чувствовали это и пытались воздействовать на него всем, чему их учили. Но только один-единственный раз старик шевельнулся и, не поворачивая головы, сказал о Гамлете: «Наш хороший простой советский парень».

В антракте они остались сидеть, и, подперев рукой щеку, старик говорил глухо:

«Я снова в дураках, ведь всё в порядке, ты чувствуешь, насколько всё в порядке? Ну, не звучат стихи, но кто сегодня помнит, как они могут звучать? А то, что ходят напыщенно, не трагически, а именно напыщенно, зритель простит — потому что кто видел Коонен в „Федре“, кроме старого дурака из первого ряда? И вообще, рвать в клочья таких знатоков-любителей, как я! По ветру их, по ветру! Но он-то всему этому учился, ну, они — неучи, но он-то? Таиров говорил об особом жесте в трагедии: „Персонажи трагедии как бы ощущают силу земного притяжения!“ Вот как он говорил! А здесь, ты разве не чувствуешь, как аромат послеобеденной отрыжки витает над сценой? Таиров писал об актере, освобожденном от пут быта, о новой, другой реальности — реальности театра. Ну, они могут не знать об этом, неучи, дети, но он, он! Его надо было бы уничтожить как лжесвидетеля!»

Заметив, что к нему начинают прислушиваться, старик замолчал.

Куза продвинулся ближе:

«О ком вы всё время говорите? Кто это „он“?»

«Он — это мой брат».

Черное, ваксой вымазанное лицо склонилось над ними, хриплый, взволнованный тенорок говорил с оттяжкой: «Я-я-я прошу-у-у вас неме-е-е-дленно покинуть театр!»

«Постыдитесь мальчика. Мы купили билеты».

Тенор набирал высоту:

«Если вы не покинете! Наш режиссер сказал, что спектакль продолжен не будет! Я прошу вас! Деньги вам возвратят!»

Антракт закончился, но свет не убирали, для столпившихся в проходе людей черномазый разыгрывал дивертисмент.

«Немедленно уходите, немедленно! Старый человек, не заставляйте людей ждать!»

Золотобородый поднялся с места и, покорно взмахнув рукой, пошел к выходу, Куза за ним, администратор за Кузой, раздаривая улыбки садящимся. На пути им попалась Валечка и метнулась в сторону, пропуская; Куза слышал, как спросили ее: