Игорь Ротарь - Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней

– Дурак, что ли?! Он умер!

Через месяц мы все были уволены.

Одним из моих доходов были лекционные турне по миру, где я рассказывал о своих поездках в «горячие точки».

Началось все почти гениально просто. В редакцию «Независимой», где я тогда работал, пришел написанный от руки факс следующего содержания.

«Для Игоря Ротаря.

Уважаемый Игорь, меня зовут Мириам Лански. Я сотрудник Бостонского университета (США). Я регулярно с огромным интересом читаю ваши репортажи из Чечни. Не могли бы вы написать статью в сборник нашего университета? Мои координаты:…».

Мириам Лански называлась раньше Марией («зовите меня по-русски Маша, Мириам это по-английски) Ланской, и до 8 лет она жила в Ленинграде; по-русски она говорила с чуть заметным акцентом.

Мы стали довольно много общаться. Как-то я сказал Маше, что собираюсь в США (у меня там работали родители), она предложила совместить мою поездку с лекционным турне:

«Я свяжусь с университетами и советологическими центрами. Сейчас Чечня очень популярна. В нашем университете мы вам заплатим за лекцию $500 (точную цифру сейчас не помню), ну а жить будете у меня».

Где-то через неделю Мириам договорилась где-то с десятью американскими университетами, а мой знакомый канадский политолог договорился о моих лекциях в трех канадских университетах и одном военном училище.

В общем, поездка получалась насыщенной и вполне доходной (проживание мне оплачивали отдельно). Одно огорчало, до США я должен был долететь за свой счет.

Но я решил и эту проблему, так как Независимая Газета согласилась оплатить мне билет для США. Мотивировка была, что я буду читать лекции, как представитель «Независимой».

Щедрость, конечно, по нынешним временам неслыханная. Мало того, что газета меня отпускала на два месяца (зарплату мне продолжали платить) заниматься своими личными делами, так они мне еще и билет оплачивали.

Впрочем, у этой финансовой авантюры был и один существенный минус. Английский я знал довольно плохо, и сам себя сравнивал с сеятелем из «Двенадцати стульев».

К моему счастью, первая моя лекция в Вашингтоне была не очень важной, я читал ее в клубе «Любителей русской культуры» какого-то университета. Председателем клуба была двадцатилетняя студентка Мэри, обучившаяся русскому в Нижнем Новгороде. Подписывалась она всегда Miss (эта форма используется, когда точно известно, что девушка не замужем). Мэри меня очень подбадривала: «Надо верить в свой английский! Я тоже почти не знала русский, но через месяц жизни в Нижнем заговорила!».

Тем не менее, лекцию я прочел просто ужасно. К тому же на нее пришло очень много американских потомков выходцев с Северного Кавказа (по-русски они уже не говорили), и, по-моему, я очень разочаровал их тем, что не восхищался борьбой чеченцев с русскими колонизаторами.

Кстати, на этой лекции я встретил американскую старушку политолога, с которой не раз пересекался в Чечне, и попросил её довести меня до дома моего вашингтонского приятеля.

Старушка немедленно согласилась, но ехали мы как-то странно. На каждом перекрестке она останавливалась, долго щурилась и спрашивала, какой дорожный знак изображен на трафарете. Выяснилось, что моя знакомая забыла очки (автомобиль она одолжила у приятеля), но отказать «русскому гостю» она не могла.

Следующие мои лекции были в Бостоне. Маша, как студентка, жила очень скромно, в однокомнатной квартире с американским бойфрендом. Меня поселили в гостиной, а ребята ушли в спальню. Перед сном я пошел в туалет, но после его использования выяснилось, что смыв не работает и туалет засорился. Я пытался безуспешно с этим бороться (ребят я будить постеснялся), а потом успокоил себя, что в таких развитых странах как США просто за пять минут вызовут сантехника. Увы, это оказалось не так, под утро сквозь сон я слышал, как Маша борется с туалетом. Мне до сих пор стыдно.

Но зато лекцию я прочел уже гораздо лучше, по второму разу говорить то же самое было легче, да и аудитория состояла из политологов, большинство которых прекрасно говорила по-русски. Помню, я спросил помогавшую мне Машу, как по-английски рано или поздно и весь зал хором ответил: soonorlater.

В других городах меня селили в пятизвездочных отелях, где мое поведение слегка напоминало героя фильма «Крокодила Данди». Так, как-то в мой номер в Лос-Анджелесе чернокожий официант доставил на тележке бутылку шампанского, фрукты и сыр. К презенту прилагалось письмо директора отеля, в котором он писал, что считает честью, что у него остановилась столь важная персона, как я.