Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Сама Рая называет себя «дитя Алайского». А я знаю еще одно «дитя» — Жорку Ходасевича, моего одноклассника, жившего прямо за мясным павильоном на углу Калинина и Алексея Толстого, — который рассказывал, как они зарабатывали деньги, воруя пиво из цистерн. Брали ведро, резиновую трубку, ломом поднимали крышку оставленной без присмотра цистерны, отсасывали пиво, которое тут же потоком лилось в ведро. Больше ведра не брали — опасно, как он объяснил. Заметят. А ведро воды продавец всегда дольет, и никакого убытка! Потом они продавали пиво ночующим на базаре продавцам дынь и арбузов и всегда имели свою копейку…

Рассказывал он и о том, что тогдашние лавчонки стерегли в основном инвалиды войны, побитые, перекалеченные, и, естественно, выпивающие. И они часто гибли зимой, когда, заснув, сваливались на мангалку головами и умирали от ожогов или от угара.

Я вдруг вспомнила объявления на тогдашнем базаре. «Запрещено продавать утиные яйца». «Запрещено продавать маринку».

Утиные яйца нельзя есть вареными — в скорлупе большие поры, через которые могут проникать бациллы сальмонеллеза. В рыбе маринке есть черная ядовитая пленка. Если ее не снять очень аккуратно, можно отравиться и даже умереть.

Тут же, пока не забыла: на Широкой была баня, куда ходили все окрестные улицы. До сих пор у меня московская станция метро «Рижская» ассоциируется с той баней: того же цвета облицовка. Как же я не любила туда ходить! Длинные тонкие волосы путаются, и их потом не расчесать! И пар, который обжигает горло! Хорошо, что потом открыли душ. Намного легче!

В отличие от Раи я лето проводила на «Победе». Позже — на Боз-Су. Обжигающе-холодная вода, быстрое течение. Как-то меня едва вытащили, никак не могла пристать к берегу. Но это были прекрасные долгие дни. На Боз-Су было полно народу, заводились знакомства, вспыхивали и угасали романы. Однажды, мне было уже лет пятнадцать, я со своим молодым человеком поехала на Боз-Су. Тогда там, как ни странно, работала раздевалка. И вот мой номерок, который я надела на руку, — спрятать-то было негде — смыло! Пришлось сидеть на берегу, пока не разберут все вещи. Нужно было, конечно, дать денег, но откуда у нас были деньги? И опять мне попало дома. За недогадливость. Вместо того, чтобы послать моего кавалера ко мне домой за одеждой, мы торчали на берегу до посинения, голодные и злые…

Вот с учебой было далеко не так хорошо. Пролежав полгода в постели, я окончательно разленилась и хотела одного: читать и чтобы меня оставили в покое.

А ведь учителя в сорок третьей были замечательные. Абрам Ильич Воронов и Берта Рудольфовна преподавали английский. И это были действительно преподаватели. А русский!

Мы часто вспоминаем добром русичку Любовь Петровну Астафьеву. И недаром! Как же мы знали русскую грамматику! От зубов отлетало! Стоило ей войти в класс, как мы начинали трястись, но ее методы работали идеально. И двоечников почти не было! Потом была еще одна русичка, Ольга Викторовна Малахова. Ее муж, профессор Малахов, по-моему, преподавал в Институте русского языка и литературы. А она испытывала на нас многие его разработки, и, нужно сказать, весьма интересные. Уж про этих учительниц не скажешь, что они засушили литературу! Когда нам давали свободные темы, я много крамольного писала. Ни разу Ольга Викторовна не прочла мне лекции о соцреализме и т. п. Нет. И всегда хвалила. На удивление прогрессивная женщина для того времени!

Повторяю, на их уроках всегда была железная дисциплина. Любовь Петровну мы боялись и уважали. Да и остальных — тоже. Но больше всего я благоговела перед Татьяной Владимировной Брейтигам, преподавательницей биологии. По ее учебникам мы учились. Татьяна Владимировна лишь люто ненавидела лодырей, бездельников и двоечников и была к ним беспощадна. Меня она работать заставила. И постепенно смягчилась, хотя я боялась ее до одури. Под конец мы, посмею это сказать, даже подружились. И дружили, пока я не уехала из Ташкента. Все эти учителя были из почти вымершей породы настоящих преподавателей, которые не только ЗНАЛИ сами, но и умели эти знания передать.

Наверняка многие бывшие ученики пятидесятой школы помнят Лидию Ивановну Суздальцеву, преподавателя истории. Перед этим она работала в седьмой школе, учила и моего мужа, и мы с ним согласны: невероятная женщина! А преподавала она очень скользкий предмет: историю. Но чего только не знала! И как излагала материал! И никогда не отказывалась подискутировать на рискованные темы.