Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

И тут подруга сестры приносит три пластинки. Долгоиграющих. Импортных! Вертинский!!!

Тогда еще Вертинский считался чем-то полулегальным. А тут еще и заграничные пластинки!

Ну, послушали мы их — я тогда не понимала, чем тут восхищаться, — и мама положила их… на окошечко. Стояло лето. Ташкент — город солнечный. И да! Пластинки повело. То есть они покоробились.

Сейчас трудно представить размеры трагедии. А ведь это действительно была трагедия. Чужие пластинки, и достать новые нет никакой возможности. Повторяю: тогда вам не сейчас!

И тут маму осенило. Она снова положила пластинки на окошечко. Дождалась, пока они снова размягчатся, и осторожненько «разгладила». Выправила. Отнесла на стол и придавила для верности книгами. Фууу! Обошлось!

Каждую весну по улицам ездила машина, и рабочие обрубали ветки тутовника. Те владельцы домов, напротив которых рос тутовник, начинали скандалить. Но это было указанием сверху. Тутовник нужен червям.

Тогда это было повальным увлечением. Во всех квартирах кормили червей. Ужасающие прорвы! Как же они жрали! Только шорох стоял.

Потом коконы — желтые, белые и цвета загара — относили на шелковичную фабрику. Мама однажды даже грену принесла (это яйца червей), но ничего, конечно, не вывелось. Противные они были: я бы сейчас не притронулась. А тогда…

А еще у многих были голуби. И у меня тоже. Просто сизари, но в Ташкенте их не так много. Больше горляшек. А папа как-то принес белую голубку. Мохноногую. С хохолком. Но держать их было негде, и мы всех раздали.

Но опять же интересно, что развлечений у нас было немало. Конечно, походы в парк. Вот Раю водили в Тельмана. Меня — в Горького. И, конечно, к фонтану! Одевались по-праздничному и шли в парк и «Хиву». Боже, какой повальной заразой было кино! «Аварая»… Тарзаньи вопли. «Вор-вор-вор-вор-воришка залез ко мне в карман, хотел украсть рублишко, а я его поймал». Последнее — из самых первых американских «Трех мушкетеров» с музыкой старшего Покрасса. А как-то прибежала сестра и велела мне собираться. В бывшей тюремной церкви шли «Дети капитана Гранта». Я до сих пор считаю увертюру «Детей» лучшим произведением Дунаевского. И как же поразил меня этот фильм! Каким-то ощущением вольного ветра!

А демонстрации! Это потом я всячески увертывалась от такой радости. Тогда же дергала папу до тех пор, пока он не соглашался пойти со мной. В те времена демонстрации проводились организованно, и одиночек не пускали. Приходилось пробираться сквозь заграждения грузовиков и конной милиции. Ну чем не приключение! Зато потом, когда удавалось присоединиться к какой-нибудь колонне, я гордо шла по Красной площади Ташкента. И потом мне полагались флажок, красный с золотистой окаемкой и звездочкой, и шарик. Я до сих пор не понимаю, как продавцы шаров ухитрялись выдергивать нитку с нужным шариком из огромного «букета»!

Тогда они еще не летали. И не имели причудливых форм. Кроме обыкновенных, были еще шары, кончик которых заправлялся внутрь. Шар раскрашивался под яблоко. Были они небольшие, и потом я узнала, что делали их из детских сосок. Тех, которые на бутылочку надевались. Поэтому и резина такая толстая!

А моя подруга Рая в демонстрациях участвовала. Они старше на четыре года, и их класс перед каждыми праздниками долго тренировали. Одевали в белые спортивные костюмы с короткими юбочками. И делали они упражнения с мячами перед правительственными трибунами…

Летом она, более самостоятельная, чем я, целыми днями пропадала в садике Гоголя. Ребята плескались в фонтане, а вечером шли в платный душ, который располагался там же неподалеку. А еще она рассказывала, как они всем двором бегали на Алайский — жили они напротив, на Каблукова — собирать косточки от урюка. Потом кололи их, укладывая в кирпичи со специально сделанными выемками, и варили в сахаре. Она еще удивлялась, что сахар тогда уже был.

И как однажды Каблукова перерыли до самой Асакинской, и они буквально жили в этих канавах. Настоящие золотоискатели! Бегали, играли, прятались… Чем не жизнь!

И как в ноябре на Алайском устраивали ярмарки. Привозили горы овощей и фруктов. Играли карнаи, сначала вступал один, к нему присоединялся другой, и вместе вели мелодию. Музыканты били в дойры. Там, где теперь стоит двухэтажный корпус, начинался концерт. Выступал цирк. Канатоходцы. Танцоры в узбекских костюмах образовывали круг и танцевали. Сколько народа собиралось смотреть! А где-то перед улицей Широкой устраивалась карусель, на которой дети катались до посинения. Становились в длиннющую очередь за билетами. Катались. Снова в очередь. И так без конца до конца. Иногда на таких ярмарках даже давались кукольные представления!