Коллектив авторов Биографии и мемуары - Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля [второе издание, исправленное и дополненное]

В 94-м году у меня заподозрили быстрорастущую опухоль мозга, и, по общему мнению, мне жить оставалось две недели. К счастью, это оказался абсцесс на фоне какой-то большой простуды. Я как раз только успел закончить основной труд своей жизни — «Империю в четырех измерениях». Короче говоря, мне промыли мозги в буквальном смысле этого слова и все обернулось счастьем. Началась у меня вторая жизнь: я уехал на реабилитацию: попал в Америку, в Израиль, в Италию. А в России в это время все стали помирать, и у меня сложилась сама собой такая книжка из мелких текстов — «Жизнь без нас». В основном она состоит из таких непосредственных некрологов. Глава называется «Штурм».

«10 февраля. День смерти Александра Сергеевича. Теперь это вот как происходит — возвращаюсь я, скажем, из Нью-Йорка под самый Новый год. Давненько меня не было, не в курсе. Звоню объявиться, поздравить с наступающим и никакого „здрастьте“: „Ты знаешь, что Юра умер?“ — „Какой Юра?“ Перебираешь в уме ближайших Юр. „Коваль“. А вот этого как раз не перебрал, этого как раз и не должно быть, в смысле не может быть. Этого не бывает, чтобы Юра Коваль. Не надо, чтобы Юра Коваль. Не хочу. Он же мне книжку только что подарил, надписал: „Соседу по канаве 1978 года. С намеком“. Намек такой — давненько мы, братец, не того, не встречались, а надо бы, братец, и того, встретиться наконец. Наконец мы теперь и встречаемся — на похоронах. На них пожимаем руки тем, кто не умер. Давненько не виделись. Приблизительно с предыдущих похорон. Теперь зато видимся все чаще. За месяц еще троих не стало. И вот это-то как раз еще не все».

… И так далее. И это, по-моему, единственное, что я написал про Юру, прилетев из Нью-Йорка, в смысле самой неожиданной смерти.

Вообще такое ощущение, что кто-то кого-то замещает и поэтому кто-то кому-то должен. Это я всегда помню. Юра был из этих благодарных людей, который тоже помнил, кому он что должен. Не в смысле поллитры, конечно.

Во-первых, я хочу рассказать о счастье. Юра был счастливый человек и веселый в основном. Хотя он часто бывал печален. Но о печали я совершенно не хочу рассказывать. Хочу рассказать о счастье.

Было мне 19 лет. Тут надо сказать, что я росла на русской классике — в основном на Федоре Михайловиче; Федора Михайловича я через себя сильно пропустила. Очень любила стихи Блока, годов пятого-седьмого. В результате этого всего моим героем был герой демонический. И самое интересное, что мне еще удавалось находить таких демонических героев. С этим я и жила…

Вот однажды, в совершенно неясной компании, непонятно каким способом и образом я оказалась в мастерской Коваля и Белова в Серебряническом переулке (но это я уж потом узнала) — оказалась непонятно где, помню только, что это был изумительный московский старый двор, сумерки и поздняя осень… Мы постучали в какую-то дверь, дверь широко распахнулась, впуская нас, и меня поразило лицо с невероятными глазищами… В эти свои 19 лет я не могла предположить, что дверь мне тогда открыла судьба.

Там началось наше «сидение»: мы пели-пили, что-то происходило, а я не могла оторвать от него глаз и понимала, что абсолютно влюбляюсь. Понимала, что вот он — мой демонический герой. То есть я тогда Коваля восприняла сквозь эту свою призму, и он почему-то ей совершенно просоответствовал, вот какой курьез. Была уверена, что наконец я его нашла, и так прошел вечер, а потом пришлось уйти. Меня проводили, посадили на такси, я уехала и, проснувшись утром, поняла, что абсолютно влюблена, непонятно в кого, непонятно где встреченного. За столом следующим вечером я услышала, кто это. И это только добавило огня. Но я совершенно не понимала, где я была и каким образом можно было это все продолжить.

Я стала искать его книги — пол-Москвы обошла, сбив ноги, не найдя совершенно ничего, пришла домой, открыла почтовый ящики увидела там журнал «Юный натуралист», который я в жизни не выписывала. Ну просто ошиблись — не в тот ящик положили. Открыла его, а там две страницы блестящих Юриных рассказов.

Потом я долго ходила по старой Москве одна и бесконечно искала этот двор и дом. Но поскольку я искала в местах, которые были довольно далеко от дела, естественно, ничего не находила. Времени прошло довольно много, а место так и не находилось. Помню, я однажды шла от Солянки в Библиотеку иностранной литературы, повернула голову налево и вдруг остро увидела этот переулок с будкой в углу. Я мистически туда пошла и поняла, что вот оно — нашла. Но никаких героев, никого там не было, по-моему, они оттуда уже уехали к тому времени.