Ариадна Эфрон - Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Анечка, если приедете, то везите хлеба, масла пакетик 200 гр., трески (если соленая, то побольше, а если филе, то 1 кило) и всё, кажись. Да, 500 гр. кофе в зернах , желательно самое хорошее, т. е. то, что подороже, но если нет, то любое.

У отчаянной Ритки [828]было очень мило и … спокойно. Плюс к Ритке была клубника с сахаром и холодная курица (последней я пренебрегла, а потом жалела).

До скорого, надеюсь, свидания!

Милый Саакянец, что у Вас слышно, как жизнь? На этот раз я почему-то волновалась о Вашем возвращении (на работу) — всё ли благополучно сошло, а именно, библиотечные труды над «Записными (в данном случае „запасными“) книжками»? После Асиной открытки пришла идентичная Риткина (под бабушкину диктовку); так что ждем их обеих, хоть погода и не особенно благоприятствует путешествиям, разве что в Прибалтику, где дождя не занимать. Пока что гостит у нас Ира Мамаева [829]; недавно она тоже путешествовала на пароходе, только по нашим рекам, и осталась чрезвычайно довольна; пароход, и вообще условия, более комфортабельные, чем на Вашем «СДГП» [830], впечатлений и красот немало, хоть и «отечественных»… Культоры всё еще не приехали, и это тревожит: кабы всё ладно, давно бы уж были здесь. Как Ваша земляника доехала и какова ее дальнейшая участь? Я нашу сварила (варенье), и очень неудачно, из ряда вон плохо, как редко случается даже со мной! В данном случае виноват был не пресловутый склероз, а плохой накал плитки: очень долго, бесконечно стоял на ней таз с вареньем, пока не закипел, и ягоды переварились, а сироп не уварился. Так что зимой придется Вам класть варенье прямо в чашку с чаем, чтобы ягоды, из засушенных дробинок, опять превратились в самих себя. Время у нас Ира проводит скучновато, мы не очень-то «занимаем» ее; А. А., правда, сходила однажды с ней «к Рихтеру» [831](не «нашей» дорогой, а вполне нормальной!), но было пасмурно и где-то застукал их порядочный дождь. Однако они мужественно дошли до цели и не менее мужественно вернулись обратно, порядком уставшие. Больше культпоходов не было — из-за неустойчивой погоды. Очень хочется ей попасть в Поленово, может быть, они отважатся. За ягодами я больше не ходила, что-то охоты нет; фиаско с вареньем меня расхолодило, а для сезонного обжорства много чести, чтобы я каждой ягодке кланялась! Одним словом — лень-матушка! Получила открытку от Володиной Ади (которая подписывается, кстати, «Ариадна», подумаешь г-жа!) — она пишет, что хлопочут о продлении визы (истекшей 30 июня) и что «мама очень слаба». В общем, мамин вояж мне не очень ясен: полжизни она дружно прожила с Наташей [832], с которой на пределе лет и сил рассталась, может быть, навсегда, «ради Ади»; теперь подле Ади будет тосковать о Наташе… Может быть, это удел всех матерей… Вчера у меня была экскурсия симпатичных ленинградских старшеклассников, путешествующих по «литературным местам». Пришли поговорить о Цветаевой, которую знают не только по голубой книжечке и «Тарусским страницам», но и… по зарубежным публикациям, вот как! Беседа прошла на уровне…

Малина еще зеленая, когда начнет поспевать, дам знать! А пока целуем, сердечный привет родителям.

Вика и Тоня молчат, может быть, приедут вместе с Асей и Ритой, то-то будет славно.

Милый Саакянец, получила вчера второе Ваше письмо, а вместе с ним также и весточку из «Нового Мира», которую переписываю «к сведению и исполнению»: «Уважаемая А. С.! Получила Ваше письмо и расстроилась. Произошло какое-то недоразумение. Наш с Вами последний разговор остается в силе. Мы с нетерпением ждем цветаевскую прозу. Одно другому, как говорится, совершенно не мешает. Итак, я очень прошу и очень жду от Вас в ближайшее время то, о чем мы с Вами говорили. Пока сведений о списании ссуды нет, хотя я этим все время занималась. Как только что-нибудь узнаю, сразу же поставлю Вас в известность. С уважением Н. Б. [833]».

Очевидно, Наталья Павловна Бианки, не проявившая восторга к моему предложению при нашей встрече, после оной, с кем-то, может быть, даже с самим [834], переговорила, в результате чего и появилась некая заинтересованность в материале. На что я особенно, и даже вовсе, не рассчитывала, и потому, ради Бога, простите, что не допечатала , хотя свободно могла это сделать. Правда, была бы эта желтая бумага, другой здесь нет, но не в бумаге соль… Материал я еще раз перечла очень внимательно и поставила скобки в тех местах, которые можно (или «нужно») опустить. Подумайте и Вы над ними. Предлагаю снять высказывание Вахтерова [835](«музеи нам не нужны» — стр. 9–20 перепечатки). Всех Иловайских предлагаю оставить , невзирая на родство, свойство и родственников [836]. Если убрать «тесть моего отца», то бессмыслен дальнейший стилистический «прием» — «зять моего отца» (разбивший бокалы). Подумайте, как быть с молодыми великими князьями — они все время возвращаются в тексте и обыгрываются в нем. Может быть, оставить? Хотя с другой стороны… В общем, прочтите еще раз более или менее на свежий глаз и решите. Иловайскую в клетчатой юбке (стр. 98 фотокопии) оставить. В «Лавровом венке» реверанс оставить. По-моему, разделы надо озаглавить, как у мамы; т. е. всё назвать «Отец и его музей», дальше «Лавровый венок», дальше «Открытие музея». Итак, очень прошу Вас допечатать, допродумать, созвониться с Натальей Павловной Бианки (К4–77–06, с 1 ч. дня) и отнести ей материал, и договориться об ответе; она обещала дать его быстро и позаботиться о том, чтобы это не пошло по рукам, хотя последнее вряд ли достижимо. Ей я о Вас говорила, и еще раз пишу. Телефон Натальи Павловны давали мне Вы, и повторяю его Вам на всякий случай. Надо, по-моему, поторопиться, а то еще Валерия [837]встрянет с «мемуарами» и «Новый мир» [838]не выдержит натиска династии…