Марина Цветаева: Письма. Часть 2

Тшебово, 8-го сентября 1923 г.

Дорогой Андрей Владимирович,

Все еще вижу Ваше милое лицо на вокзале. [1] Цветаева с мужем отвезли Ариадну в Моравскую Тшебову, маленький городок на границе с Германией. Сюда была переведена из Константинополя русская гимназия-интернат для детей беженцев. Проведя несколько дней в Тшебове, родители Али вернулись в Прагу.

Как мне грустно, что нам в этой сутолоке даже как следует не удалось проститься! Это я виновата, с тростью.

Здесь хорошо, но столько чужого (чуждого) — хотя бы совместное жительство пятисот душ (именно душ! Говорю о лагере! [2] В распоряжение гимназии был предоставлен военный лагерь, оставшийся после первой мировой войны. ), что я лишний раз чувствую ужас перед жизнью, ужас перед собой и желание поскорее этот неравный брак (души и жизни!) разорвать.

— Невеселые вещи для открытки?! — Но, увы: «Tout ce qui n’est pas bкte est triste — et tout ce qui n'est pas triste est bкte!» [3] «Все, что не глупо, то печально — и все, что не печально, то глупо!» (фр.) Шлю Вам привет и благодарность.

МЦ.

Моравская Тшебова, 2-го января 1924 г. [4] Цветаева с мужем приехали в Тшебову навестить дочь на рождественские дни.

С Новым годом, дорогой Андреюшка,

Нашли ли портфель? Какой подарок мне надумали? Желаю Вам в 1924 г. научиться говорить: со мной одной. (С остальными не нужно!) Ходите ли на мою горку? Это моя горка! Пишу про нее стихи. [5] «Поэма Горы».

Только что видалась с Вашим братом, [6] Оболенский Сергей Владимирович разглядев его близко убедилась, что он похож на Б. Пастернака (моего любимого поэта!). Рассказывал мне о Праге. Напишите мне два слова, вернусь около 10-го. Мой адр<���ес>: Moravska Třebova, Rusky Tabor, гимназия, В. А. Богенгардту, для меня.

МЦ.

Вшеноры, 5-го января 1925 г.

Дорогой Андрей Владимирович, Сообщите, пожалуйста, Кате [7] Рейтлингер К. Н. — молодая приятельница Цветаевой, постоянно сопровождавшая ее в Праге; в то время студентка строительно-архитектурного отделения Пражского политехнического института.

Paris, 19-е arr

8, Rue Rouvet

Он у нее был, и она его, с записной книжкой, потеряла. Не могу представить себе, чтобы Катя к Вам в Париже не зашла, — думаю, что она даже остановится у Вас. [8] К. Н. Рейтлингер вместе с сестрой принимала активное участие в организации и жизни православного студенческого движения, в конце 1924 г. она была делегирована на международную христианскую конференцию, проходившую в Манчестере. На обратном пути из Англии заехала в Париж, где была радушно принята Оболенскими.

Ольга Елисеевна [9] О. Е. Колбасина-Чернова писала мне о вашей необыкновенной встрече, — как по-писаному! как в романе! Князь-маляр и жена бывшего министра.

Слышала о Вашей сравнительной удаче, из других ремесл это пожалуй не худшее, — вспомните Тома Сойера и его стену (если когда-нибудь читали). [10] М. Твен «Приключения Тома Сойера».

________

Много пишу. В январском № «Воли России» будет мой стих — длинный [11] Стихотворение М. Цветаевой «Полотерская» — возьмите у О<���льги> Е<���лисеевны> и прочтите. У нее же можете достать мою прозу «Вольный проезд» («Совр<���еменные> Зап<���иски>» кн<���ига> 21) и «Чердачное» в рождеств<���енском> № «Дней». [12] Чердачное (Из московских записей 1919–1920 гг.) В рождеств<���енском> № чешского «Спроводая» появился мой портрет [13] Заметка в «Пражском литературном „Спроводае“ под названием „Vynikajici členovй ruskй emigrace v Praze“ („Выдающиеся представители русской эмиграции в Праге“) с приложением их фотографий. — между Кондаковым и Струве. [14] П. Б. Струве. На их фоне я решительно выигрываю. Чехи написали, что никто меня из России не высылал, но что я не смогла вынести всех большевицких безобразий и сама уехала. — Забавно. —

Елки у нас еще не было, — справляем, по-старому. И Нового Года еще не встречали.

Изнемогаю от печек, углей, грязи, посуды, всей этой пятилетней невылазной чернейшей работы. Но все-таки служить бы не пошла. Это единственное утешение. Всё в моей жизни: «Tu l’as voulu, Georges Dandin!» [15] „Ты этого хотел, Жорж Данден!“ (фр.)

________

У нас весна, — настоящая. Ходим в платьях. (Чешский климат, под влиянием русских студентов, еще раз сошел с ума!) Еще несколько дней — и распустятся почки. Дивное синее небо, теплый веющий воздух, — сплошной обман! Но — радуешься. Где-то так жарко, что перепало и нам.