Иосиф Давыдов - Триумф и трагедия советской космонавтики

Возвращаясь с моря домой, Жора думал, как объясниться с матерью. И вот объяснение произошло:

— Тебе себя не жалко, так меня хоть пожалей! Ведь ты у меня один. Да и от людей совестно жалобы слышать, что их мальчишек дурному учишь, — сердито говорила мать.

— Дурному я их не учу. Я их от страха отучаю.

Он от души не желал доставлять матери лишних хлопот. Чтобы не приходилось ей выслушивать лишний раз жалоб учителей, Жора старался лучше учиться и не шалить. Да и время-то было такое, что мальчишки серьезнели и мужали быстро.

Тревожное было время. С теплоходов, приходивших из борющейся Республиканской Испании, снимали на носилках раненых детей. Среди них были и испанские пионеры…

Они сходили на берег с подвязанными руками, на костылях, с забинтованными головами. И не верилось, не хотелось верить ребятам из солнечной Одессы, что где-то за морем убивают и калечат людей.

Тепло встречали одесситы раненых испанцев и бойцов интернациональных бригад. Радость встречающих, музыка оркестров, цветы и радушие возвращали улыбки на сумрачные лица испанских детей.

Во время одной из таких встреч Жора подошел к пареньку-испанцу, повязал ему свой алый галстук и приколол к рубашке значок с изображением Ленина. Мальчик приветливо улыбался и что-то живо говорил на своем языке. Жора не понимал. Тогда испанец снял с головы голубую пилотку с алыми кисточками и надел ее Жоре, жестами показывая, что это подарок.

Мальчишки с соседних улиц приходили посмотреть и погладить пилотку. Ведь она была на настоящей войне, и невдомек было детворе, что скоро, уже очень скоро страшная беда ворвется и в наш дом, многих обездолит, сделает кого сиротами, кого калеками.

…1939 год. Радио и газеты сообщали о боях на наших дальневосточных границах, на Халхин-Голе и озере Хасан. В санаториях города появились военные, прибывшие на отдых после лечения в госпиталях. И большая жестокая война на гусеницах немецких танков уже неумолимо подкатывалась к нашим западным границам.

Героическими усилиями бойцы интернациональных бригад, в том числе и наши летчики, пытались задержать движение коричневой чумы… И все-таки она ворвалась в нашу страну, ворвалась в Одессу.

…И вот Жора, здесь в сыром подвале. Болят руки, ноги, ломит все тело. А каково там ей, его маме. Кто ее успокоит, поможет кто? Мучительные раздумья отгоняли сон, и только на рассвете, когда нужно было подниматься на работу, одолевала дрема.

А Мария Алексеевна в который раз помногу часов простаивала в толпе других матерей у тюрьмы, чтобы узнать судьбу своего ребенка, чтобы хоть одним глазом увидеть его. Ведь каждый день, каждый час смерть может оборвать его жизнь.

Однажды ей повезло. Ворота тюрьмы открылись, и из них выехал крытый грузовик. Следом за ним два мотоцикла с пулеметами в колясках. В грузовике — заключенные…

— Мама, мамочка! — услышала Мария Алексеевна родной голос Жорика. Она метнулась к грузовику — там сын… Он сидел на задней скамейке в рваной телогрейке, приподняв руки, и мать увидела наручники, охватившие детские запястья. Мария Алексеевна побежала за набиравшей ход машиной, чтобы как можно дольше видеть сына.

— Мамочка, не беспокойся. Все будет хорошо. Я вернусь! — крикнул Жора.

— Сынок, сынок, сыночек!. — с отчаянием звала мать, продолжая бежать. Она видела побледневшее, осунувшееся лицо сына. Споткнувшись, с криком упала на булыжную мостовую, проползла несколько метров по грязи и, судорожно рыдая приподнялась на колени. Она смотрела вслед удалявшемуся грузовику. Сердце Жоры разрывалось от страданий.

…Много лет спустя, вспоминая свою встречу с матерью у ворот тюрьмы, Георгий Добровольский говорил, что ничего более страшного в своей жизни он не видел, что долго ночами ему являлась во сне мать, распростертая на дороге, а в ушах стоял ее отчаянный крик…

С этого дня побег стал его единственной целью. Он хотел увидеть свою исстрадавшуюся мать, утереть слезы на ее лице, погладить добрые родные руки. Каждую ночь он мысленно совершал побеги: полз в темноте через тюремный двор, а потом, оказавшись на свободе, бежал, бежал… И от этого, забываясь в коротком сне, начинал тяжело дышать, кричать. Соседи по камере будили его.

С воли в тюрьму проникали радостные вести: Красная Армия громит захватчиков и приближается к Одессе. Об этом можно было судить и по поведению оккупантов. Они все чаще пускали в ход оружие, расстреливали заключенных за малейшую провинность. Массовые расстрелы стали ежедневными. Жандармы группами выводили заключенных из тюрьмы на казнь. Однажды тюремную ночь вдруг всколыхнула песня комсомольцев-подпольщиков, но автоматные очереди оборвали молодые голоса.