Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

— Ну, брат, и механика же тут устроена! — сказал я невольно, очутившись с экипажем за Каменкой.

— Что вы, барин! Так ли еще бывает, да переезжаешь, а по такой подведенной астролябии и сено тут возят.

И действительно, Архипыч прав, потому что вечно служа при господах и наслушавшись слова «астролябия», он в шутливом тоне и сказать другого ничего уже не мог, а такой астролябии не придумает и никакой немец, сделавший обезьяну.

Но вот зимою сплошал и Архипыч. Захотелось ему покараулить волков у издохшей лошади, которая как раз лежала около старой кузницы, выходившей за селением в поле. Я дал ему двустволку, зарядил картечью и довольный Сучок ушел домой, чтобы взять теплую «лопать» (одежду) и вместе с товарищем засесть с вечера в кузницу. Волки же действительно были у пропастины, поели и притравились.

Поужинав, охотники взяли подушки, потники (войлочки) и отправились на караул; но, проходя между огородами по переулку и покуривая «цидулки», они, подходя к полю, встретили, как им показалось, большую собаку, которая, опустив хвост и понуря голову, тихо пробиралась около них в селение. Архипыч, долго не думая, подхватил с дороги мерзлый конский шевяк и пустил в собаку, но не попал, а она тотчас махнула через огородные жердочки и выпрыгнула назад, в поле. Тут только Архипыч увидал, что около него, вплоть, была не собака, а волк, который пробирался по переулку.

Охотники просидели в кузнице целую ночь, досыта намерзлись, но никого не увидали.

Какая же в самом деле дерзость волка — встретить вооруженных людей в узком переулке и, притаившись, пробираться около них в селение! Это уж, как хотите, особая наглость животного!..

Вероятно, этот же самый притравившийся волк забрался ночью к рабочему Уварову, который жил с семьей в своем домике, в одной из дальних улиц Сузуна. Дело, кажется, было в феврале, когда Уваров и его жена услыхали ночью, что их ощенившаяся сучка, поместившаяся со щенятами под крыльцом, вдруг сильно завыла и затявкала в своем неприглядном убежище. А надо заметить, что по Сузуну давно уже ходил слух, что в улицах видели волка.

Слыша тревожные вопли собачонки, Уваров, встав с постели, взял топор и пошел в сени, чтоб посмотреть, почему так беспокоится собака. Но лишь только отворил он из сеней дверь на лесенку, как увидал перед собой на площадке волка. Он тотчас замахнулся топором и хотел ударить зверя, но промахнулся, а волк схватил его зубами за нижнюю часть живота. Уваров неистово закричал и успел ударить волка по загривку обухом; зверь отскочил, а затем выпрыгнул на улицу и убежал невредимо. Уваров же долго хворал в лазарете и кое-как поправился без всяких дурных последствий, что и доказывало, что волк был не бешеный, а просто озорник, который притравился в селении и не боялся, так как все его пакости проходили ему безнаказанно.

В 1883 году, кажется, в день Благовещения, сидел я после обеда на террасе своей казенной квартиры в Сузуне и, наслаждаясь хорошей погодой, покуривая папиросу, разговаривал с молодым еще тогда охотником Г. П. Вяткиным. В это время многие женщины, девушки и даже небольшие девочки носили мимо нас на коромыслах воду. В улице, направо за моим домом, слышались песни и голоса играющих ребятишек, обрадовавшихся празднику, хорошей теплой погоде и приближающейся весне, хотя в сущности стояла еще настоящая зима и снегу повсюду было много, так что ездили на санях. Тут на террасу пришел ко мне занимающийся извозом Семен Тархов и спросил, нет ли у меня какой-нибудь клади на Барнаул.

Терраса выходила одной стороной на улицу и потому нам хорошо было видно всех проходивших мимо. По счастью, вышла тихая пауза и на улице никого из водоносок не было. Вдруг я вижу, что по той самой дорожке, где ходили с ведрами, бежит трусцой громадная серая собака; сначала я не обратил на нее особого внимания.

— Это чья же такая большущая собачища? — спросил Вяткин.

Тут я невольно взглянул на нее попристальнее и увидал, что это не собака.

— Батюшки! Да это волк! — вскричал я и посмотрел через перила террасы направо, куда трусило животное.

— Да ведь волк и есть! — сказал Тархов и засуетился на террасе.

— Семен! Беги, брат, пожалуйста, поскорее на улицу, за угол, да кричи народу, чтоб побереглись, а то ведь могут и не заметить, а там же и ребятишек много.

Тархов сначала замялся, поискал во дворе какой-нибудь обороны, но ничего не найдя, побежал на улицу, за угол соседнего дома и закричал: «Берегись! Берегись! Волк!..»