Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Вот мы заворотили, маленько разбежались и с маху плюхнули в промоинку. Но вдруг тарантас наш так сильно уткнулся передними колесами во что-то твердое, что послышался треск в экипаже, а все мы получили такой ужасный толчок, что Давыд слетел с козел и оседлал у шеи коренщика, Вяткина выбросило набок за промоину, а Архипыч, как небольшой человечек, недаром прозванный Сучком, полетел с козел через левую пристяжную и лягушей растянулся в небольшой лужице. Усидел только я, потому что предвидел что-то недоброе и уперся ногами в козлы.

Лошади же, перескочив промоинку, фыркая, стояли на берегу и все еще одна по одной дергали и пробовали вывезти экипаж.

Все мы, увидав такую картину, сначала испугались, но, видя, что ничего особенного не случилось, гомерически хохотали друг над другом. Все это, конечно, случилось в одну секунду, и я никогда не забуду тот момент, когда Архипыч, на моих глазах, распростерши руки и ноги, как искусный акробат, летел с большой заплатой на шароварах через пристяжку, а затем, потирая спину, быстро вскочил на ноги и с обрызганной грязью рожей, испуганно вытаращив глаза, смотрел на всех, точно недоумевая, что случилось с его персоной и со всеми нами!

Мне, как сидевшему на месте и не потерпевшему крушения, легче всех было наблюдать за всеми и видеть, кто и как очнулся от таких неожиданных прыжков из тарантаса.

Вяткин, как молодой человек, выскочил легко и только испугавшись, потирал ссадненные руки; а Давыд, как медведь, тихо слезал с коренщика и, также удивленно смотря вокруг, придерживал рукой лоб, которым он стукнулся об дугу.

— Ловко же я бурдымахнул!! Чтоб ее язвило! — сказал первым Архипыч.

— Да ты один, что ли? Все мы, как куры с насеста, полетели с тарантаса, — проговорил, улыбаясь, Давыд.

— Ну нет, брат, не толкуй! Меня эвон куды убросило! Словно кто лопатой подхватил сзади. Пфу, какая оказия!..

Подобным возгласам и рассуждениям не было бы конца, если б я не вылез из экипажа и, от души похохотав вместе с ними, не принялся за совет, что и как делать.

Прежде всего мы осмотрели тарантас. Оказалось, что погнулся только курок (шкворень) и лопнул подлисник, а остальное все цело. Значит, беда невелика и ехать возможно; но дело в том, как выехать, потому что передние колеса совсем ушли в какую-то вязкую луду и врезались в круто подмытый берег.

Нечего делать, выпрягли мы лошадей, перевели их обратно за промоину, вытаскали все вещи из тарантаса и руками выгребли колеса из такой вязкой и крепкой луды, что ее едва-едва отдирали между спицами. Потом мы отстегнули постромки, подпрягли ими пару лошадей за заднюю ось и кое-как вывезли экипаж назад. Затем волей-неволей поехали обратно, к озерам, и уже там поохотились за утками.

При воспоминании об этой курьезной поездке мне пришла на ум та громадная насыпь, которая, вероятно, со времен «чуди», когда-то населявшей Сибирь, существует и доныне на левом берегу Оби, неподалеку от Мало-Сузунского перевоза. Насыпь эта находится среди совершенно ровной луговой местности и имеет вид удлиненного «зарода» (стога) сена. Вся ее длина, как помнится, будет не менее 50 сажен, толщина в поперечном разрезе сажен 15–20, а вышина по отвесу около 5–6 сажен. Одной длинной и пологой стороной она выходит на луг, а другой, более крутой, к озерку, которое по всему вероятию образовалось от выемки земли для сооружения этой насыпи, потому что его длина и несколько большая ширина как раз соответствует размерам этого громадного кургана. Ныне все берега озерка и часть прилегающей к нему стороны насыпи поросли небольшими деревцами и кустами, но самая насыпь, как и весь окружающий луг, кроме травы, не имеет никакой растительности.

Изъездив немалую часть Восточной и Западной Сибири, я видел множество намогильных курганов, насыпей, и целых, и воронкообразных, видел на несколько верст тянущуюся по степи южной Даурии, на реке Аргуни, канаву, или бывший искусственный ров, который, пересекая реку, тянется и в степи Монголии, но ничего подобного этой громадной насыпи мне видеть не довелось.

Она, как и руническая запись в северо-восточной части Нерчинского края, по реке Бичигу, сделанная на громадной плите громадного утеса, представляет что-то особенное.

Эти грандиозные, совсем не похожие друг на друга памятники седой старины, которые и молчат, и много говорят о чем-то, очень давно прошедшем. Не заметить их нельзя хоть мало-мало любознательному человеку, но для ученых этнологов это — великая находка и вместе с тем глубокая тайна, которую до сих пор не познал еще никто из современных смертных.