Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Въ эти дни лагерной контръ-атаки на урокъ я какъ-то встрѣтилъ моего бывшаго спутника по теплушкѣ — Михайлова. Видъ у него былъ отнюдь не побѣдоносный. Физіономія его носила слѣды недавняго и весьма вдумчиваго избіенія. Онъ подошелъ ко мнѣ, пытаясь привѣтливо улыбнуться своими разбитыми губами и распухшей до синевы физіономіей.

— А я къ вамъ по старой памяти, товарищъ Солоневичъ, махорочкой угостите.

— Вамъ не жалко, за науку.

— За какую науку?

— А вотъ все, что вы мнѣ въ вагонѣ разсказывали.

— Пригодилось?

— Пригодилось.

— Да мы тутъ всякую запятую знаемъ.

— Однако, запятыхъ-то оказалось для васъ больше, чѣмъ вы думали.

— Ну, это дѣло плевое. Ну, что? Ну, вотъ меня избили. Нашихъ человѣкъ пять на тотъ свѣтъ отправили. Ну, а дальше что? Побуйствуютъ, — но наша все равно возьметъ: организація.

И старый паханъ ухмыльнулся съ прежней самоувѣренностью.

— А тѣ, кто билъ — тѣ ужъ живыми отсюда не уйдутъ... Нѣтъ-съ. Это ужъ извините. Потому все это — стадо барановъ, а мы — организація.

Я посмотрѣлъ на урку не безъ нѣкотораго уваженія. Въ немъ было нѣчто сталинское.

Тихій морозный вечеръ. Все небо — въ звѣздахъ. Мы съ Юрой идемъ въ Подпорожье по тропинкѣ, проложенной по льду Свири. Вдали, верстахъ въ трехъ, сверкаютъ электрическіе огоньки Подпорожья. Берега рѣки покрыты густымъ хвойнымъ лѣсомъ, завалены мягкими снѣговыми сугробами. Кое-гдѣ сдержанно рокочутъ незамерзшія быстрины. Входимъ въ Подпорожье.

Видно, что это было когда-то богатое село. Просторный двухъэтажныя избы, рубленныя изъ аршинныхъ бревенъ, рѣзные коньки, облѣзлая окраска ставень. Крѣпко жилъ свирьскій мужикъ. Теперь его ребятишки бѣгаютъ по лагерю, выпрашивая у каторжниковъ хлѣбные объѣдки, селедочныя головки, несъѣдобныя и несъѣденныя лагерныя щи.

У насъ обоихъ — вызовъ въ УРЧ. Пока еще не назначеніе, а только вызовъ. УРЧ — учетно распредѣлительная часть лагеря, онъ учитываетъ всѣхъ заключенныхъ, распредѣляетъ ихъ на работы, перебрасываетъ изъ пункта на пунктъ, изъ отдѣленія въ отдѣленіе, слѣдитъ за сроками заключенія, за льготами и прибавками сроковъ, принимаетъ жалобы и прочее въ этомъ родѣ.

Внѣшне — это такое же отвратное заведеніе, какъ и всѣ совѣтскія заведенія, не столичныя, конечно, а такъ, чиномъ пониже — какія-нибудь сызранскія или царевококшайскія. Полдюжины комнатушекъ набиты такъ же, какъ была набита наша теплушка. Столы изъ некрашенныхъ, иногда даже и не обструганныхъ досокъ. Такія же табуретки и, взамѣнъ недостающихъ табуретокъ, — березовыя полѣнья. Промежутки забиты ящиками съ дѣлами, связками карточекъ, кучами всякой бумаги.

Конвоиръ сдаетъ насъ какому-то дѣлопроизводителю или, какъ здѣсь говорятъ, "дѣлопуту". "Дѣлопутъ" подмахиваетъ сопроводиловку.

— Садитесь, подождите.

Сѣсть не на чемъ. Снимаемъ рюкзаки и усаживаемся на нихъ. Въ комнатахъ лондонскимъ туманомъ плаваетъ густой, махорочный дымъ. Доносится крѣпкая начальственная ругань, угроза арестами и прочее. Не то, что въ ГПУ, и на Погрѣ начальство не посмѣло бы такъ ругаться. По комнатушкамъ мечутся люди: кто ищетъ полѣно, на которое можно было-бы присѣсть, кто умоляетъ "дѣлопута" дать ручку: срочная работа, не выполнишь — посадятъ. Но ручекъ нѣтъ и у дѣлопута. Дѣлопутъ же увлеченъ такимъ занятіемъ: выковыриваетъ сердцевину химическаго карандаша и дѣлаетъ изъ нея чернила, ибо никакихъ другихъ въ УРЧ не имѣется. Землисто-зеленыя, изможденныя лица людей, сутками сидящихъ въ этомъ махорочномъ дыму, тѣснотѣ, ругани, безтолковщинѣ. Жуть.

Я начинаю чувствовать, что на лѣсоразработкахъ было бы куда легче и уютнѣе. Впрочемъ, впослѣдствіи такъ и оказалось. Но лѣсоразработки — это "конвейеръ". Только попади, и тебя потащитъ чортъ его знаетъ куда. Здѣсь все-таки какъ-то можно будетъ изворачиваться.

Откуда-то изъ дыма канцелярскихъ глубинъ показывается нѣкій старичекъ. Впослѣдствіи онъ оказался однимъ изъ урчевскихъ воротилъ, товарищемъ Насѣдкинымъ. На его сизомъ носу — перевязанныя канцелярской дратвой желѣзныя очки. Лицо въ геммороидальныхъ морщинахъ. Въ слезящихся глазкахъ — добродушное лукавство старой, видавшей всякіе виды канцелярской крысы.

— Здравствуйте. Это вы — юристъ съ Погры? А это — вашъ сынъ? У насъ, знаете, двѣ пишущихъ машинки; только писать не умѣетъ никто. Работы вообще масса. А работники. Ну, сами увидите. То-есть, такой неграмотный народъ, просто дальше некуда. Ну, идемъ, идемъ. Только вещи-то съ собой возьмите. Сопрутъ, обязательно сопрутъ. Тутъ такой народъ, только отвернись — сперли. А юридическая часть у насъ запущена — страхъ. Вамъ надъ ней крѣпко придется посидѣть.