Фёдор Сопрунов - Своим путем

— Во Франции чудесные вина, — настаивает брат.

— А хлебный квас?

Снова смеемся. В погребе на даче по ночам рвались бутылки с квасом, когда отец клал слишком много изюма.

— Слушай, — вдруг говорит Алька другим тоном, прерывая игру, — говорят, студенты разнесли вчера газетные киоски и скамейки на площади Оперы. Это правда?

Киваю.

— Ты там был? — спрашивает Алька с завистью.

Не отвечаю. Рано ему вмешиваться в наши студенческие дела.

Но вот и бульвар де Гренель, С грохотом проносятся составы метро по железной эстакаде.

Алька хлопает меня по плечу, кричит: «Bye, boy!» [5] Прощай, парень! (англ.) . — и спешит вверх по лестнице. Я на ходу вскакиваю в автобус.

Стою на открытой задней площадке и с улыбкой смотрю на залитые солнцем улицы Парижа. Да, я студент. В прошлом году сдал экзамены по физике, химии и биологии и поступил на медицинский факультет. Да здравствует Латинский квартал!

Где-то в Воронежской губернии, в деревне Сопруны, на самой околице, стояла кузница-развалюха моего деда Прокопия — Краснобая. Бабка моя была фанатически предана «добрым» старым обычаям. Жадная до «своего», изголодавшаяся по «своему» за долгие годы тяжкого батрацкого труда. Вся в черном, высокая, крепкая как дуб, она отличалась несгибаемой волей и непреклонной верой в свою правоту. Прожила она более ста лет.

Эта бабка Сопруниха, похоронив беспутного мужа, продала кузницу и подалась с детьми — Степаном, Федором, моим будущим отцом, и Луней — в Луганск.

«Бойся бога!»

«Почитай старших!»

«Все, что достанешь, неси в дом!»

Эти заповеди бабка Сопруниха вдалбливала в головы сынов. Сыновья пошли в мать: с крепкой хваткой, мужицкой смекалкой, с глубокой убежденностью в своем праве тащить в дом все, что в руки попадает.

Сперва братья работали в Луганске на заводе. Недолго. С рабочим людом не сошлись. Когда красавица Луня увлеклась было слесарем Ворошиловым, бабка побила ее и заперла. Ненадежный, мол, человек, с революционерами путается.

У старшего брата Степана рано проявилась коммерческая жилка. Хоть и малограмотный, а легко разобрался в купеческих проделках. Вышел в дельцы. Появились деньги. Тогда, отчасти из самолюбия — «знай, мол, наших», а может, потому, что «в наше время без образования ни туды ни сюды», Степан стал помогать младшему брату Федору «выйти в люди». Был Федор способен к учебе: экстерном сдал за полный курс гимназии и на деньги брата поехал учиться в Москву, «на инженера».

Оба брата женились. Они взяли себе в жены девиц из бедных многодетных семей, но с гимназическим образованием… Осчастливили их, бесприданниц.

— Бумажки тебе больше не нужны. Ты — жена! — заявил Степан, взял у жены диплом об окончании гимназии, бросил его в печь и отвел свою молоденькую, добрую и застенчивую Полю к бабке Сопрунихе на воспитание.

Федор поступил иначе со своей Марусей. Он взял ее с собой в Москву, где она поступила на Высшие женские курсы. Одаренный, упорный, с «сопруновским» самомнением и глубокой верой в свою блестящую карьеру, Федор быстро выделился среди студентов. Увлекся научной работой, политикой, даже сблизился с революционной молодежью. Но, став инженером, забыл и науку и политику и поспешил на зов брата Степана, который ворочал к тому времени довольно крупными делами в Ростове-на-Дону.

Братья взялись вместе за дело и вскоре пошли в гору. В четырнадцатом году — перед самой войной — купили дом в Ростове. В доме сразу водворилась черная бабка Сопруниха.

Удачливо начали свою жизнь сыновья бабки Сопрунихи. Упорно добивались они своего места среди новых хозяев России — дельцов и промышленников.

Степан по старинке уповал на хитроумные торгашеские сделки. «Не обманешь — не заработаешь», — говаривал он. Федор уже понимал, что настоящая, «большая» дорога — это бурно развивающаяся промышленность России. Федор открыл в Ростове мастерские по ремонту первых автомашин, подумывал о собственном автомобилестроительном заводе и торопил брата Степана, который обещал достать необходимый для начала капитал.

С раздражением видел Федор, как, опережая его мечты, иностранные фирмы открывают свои заводы в Донбассе. Он боялся богатых и опытных иностранцев, завидовал им и уже требовал защиты «русских» интересов. «Автомашины марки «Сопрунов и сыновья», — напевал он, подбрасывая своего первенца, и весело смеялся, когда голые ягодицы взлетали высоко над его фуражкой со значком инженерно-технического института. Он был молод, здоров, умен и знал, что пойдет далеко.