Фёдор Сопрунов - Своим путем

— О Дульцинеях? — ехидно спрашивает он и начинает мурлыкать песенку про Валентину.

Вскидываю плечи — твое дурацкое мнение, мол, меня не интересует.

«Чудо груди были у нее, у Валентины, у Валентины…»

«Крр… кррр…» — скрипит кофейная мельница на кухне.

«Вдоль да по речке…» — бубнит отец.

В нашей маленькой столовой с высокими панелями под старый дуб тесно и неуютно. По углам и в простенках серванты из темного дерева, у окна — большой письменный стол отца с техническими справочниками и рулонами ватмана. Окно выходит на север, и в столовой даже днем зажигают лампу.

Завтрак проходит как обычно. Мама разливает кофе, старается втянуть нас в разговор, узнать, что мы намерены делать в этот день. Мы с братом отвечаем неохотно, отец молча просматривает «Последние новости» [2] Газета русских эмигрантов во Франции. .

— Хм… — вдруг начинает отец, не отрываясь от газеты. — Канал между Волгой и Доном? Нашли чем удивить! Когда я был студентом, уже говорили о таком канале. Они там берут старые проекты и выдают за свои.

Когда отец говорит «они», он подразумевает «большевики, коммунисты», а «там» означает «в России, на Родине».

— Ничего у них не получится! — категорически заявляет Алька, отламывая кусок хрустящего батона.

Отец опускает газету и смотрит на брата.

— Почему?

— Специалистов не хватит, — отмахивается Алька, явно повторяя слова, слышанные от отца.

— А русские инженеры?

— Инженеры… — тянет Алька и пожимает плечами.

Отец швыряет газету на письменный стол. Длинные усы топорщатся на его полном лице. Он повторяет:

— Вот именно! Рус-ские ин-же-не-ры!

— У них мало… — Алька щелкает пальцами и, чтобы пояснить свою мысль, берет крутое яйцо и разбивает его о свой лоб. Избегая укоризненного взгляда мамы, Алька подмигивает мне и с подчеркнутым безразличием очищает яйцо. Я скрываю улыбку.

— Молокосос! — взрывается отец, но тут же сдерживает себя и подвигает брату массивную солонку.

— Зачем яйцом? Ты лучше солонкой… На!

Алька надувает губы.

Расправив усы, отец начинает рассказывать о том, как русский профессор снимал в тринадцатом году в полтора раза больше пара с квадратного метра топки, чем за границей.

Назидательный тон отца раздражает меня. Я вставляю, чтобы прекратить разговор о технике:

— Так это было до революции.

— Ну и что ж? — накидывается на меня отец. — Что, после революции русские дураками стали?

Обиженно смолкаю. Да что он? Сам постоянно ругает «их» за то, что «они» что-то делают «там» не так, а другим не разрешает! Считает это своим монопольным правом, что ли?

Переглядываюсь с Алькой: сейчас отец заговорит о Жуковском!

Уж этот Жуковский! Отец учился и немного работал у него. И теперь чуть что, Жуковский и Чаплыгин, как некие dei ex machina [3] Дословно: божества из машины (лат.) . Неожиданно появлялись на сцене для разрешения спора в конце действия. , появляются на сцене по зову отца и, защищая честь и славу русских инженеров, победоносно противостоят Эдисонам, Эйнштейнам и Кюри.

— А вы знаете, как Жуковский рассчитал профиль винта аэроплана? Нет? Не знаете?

Дальше я не слушаю. Мне досадно и смешно, что отец так горячится, теряя чувство меры и объективности.

Много лет прошло, прежде чем я понял отца. А когда я понял, его уже не было. Я понял, что болезненная раздражительность возникла в нем от безделья и росла по мере того, как убегали годы. Способный инженер, отец не нашел себе применения за границей и постепенно превратился в экономку-домохозяйку, обслуживающую нашу семью. А семья жила на заработок матери-врача. Отец ходил на базар, возился на кухне, все делал по дому, и мы привыкли иронически относиться к его специальности инженера-механика. Чистя картошку и открывая дверь пациентам, отец испытывал чувство горечи и унижения. Только склоняясь по вечерам над чертежами своих изобретений, из которых большинство так и не было осуществлено, отец оживал и начинал бубнить: «…да по речке…»

Но это я понял много позже. В восемнадцать лет я был занят самим собой и не обращал внимания на родителей.

— …По культурному уровню и технической подготовке русский инженер никому не уступит, — торжественно заканчивает отец. Он придвигает к себе чашку и начинает размешивать кофе. О чем-то вспоминает.

Теперь я перехожу в наступление и начинаю излагать свои мысли (мне тогда казалось, что это были мои мысли — мысли незаурядные).

— Культура? Техника? Да ты пойми, это антиподы! Культура не в давлении пара в котле и не в форме крыла авиона. Напротив. Техника убивает культуру!