Ирина Триус - Дорога длиною в жизнь

Кругом березы, вязы, кусты, а я тоскую по соснам. Высоким, стройным, могучим. В эту пору земля бывает уже устлана колючими иглами. А в грозу сосны раскачиваются сильнее берез, создавая ощущение бури, созвучной моему душевному настрою.

По-настоящему плохих людей нет. Даже в самом плохом есть что-то светлое. Надо только суметь подобрать ключик и повернуть это светлое к себе. Тогда человек совершит маленькое чудо и превратится в хорошего.

Болит сердце — одна сплошная душевная рана. Утром, просыпаясь, думала: мама не пришла ко мне в больницу вчера, не придет сегодня — что же случилось? Ах да, она ведь умерла… Стало жутко…

О это неизбывное, как боль, проходящее через всю жизнь: «Потерпи. Ну еще потерпи немножко!»

Нет безвыходных положений. Есть равнодушные люди, создающие видимость таких положений.

Снова перешла на работу по своей квалификации. Рукописи ждут своей очереди в редакциях. По-прежнему отвечаю на письма — и словом, и делом. Налажен быт. Появилась снова в доме молодежь (теперь уже благодаря моему мальчику). Важно было преодолеть все невзгоды и сохраниться. Я часто срывалась, много плакала, не хотела жить…

Теперь я веду нормальный образ жизни. Мой духовный мир снова обогащается. Так, по крайней мере, хочется думать.

Это я подвожу итоги двух лет жизни без мамы ко дню своего рождения…

Почему-то некоторые люди (и даже мой любимый Горький!) считают, что жалость не может совмещаться с уважением. Это не так. Настоящая жалость — это сострадание.

Лежу живым комком боли. Но сегодня сквозь черноту боли пробился солнечный луч: у покойного брата Жени родился внук Женечка. Какое счастье!

Ценой долгих страданий я достигла такого состояния души, что при полной физической беспомощности, непрестанных болях, отсутствии каких бы то ни было внешних впечатлений, оставаясь в четырех стенах, в течение нескольких лет пребывая в них, по сути, одна, стала духовно независимой. Кажется, это называется самодостаточностью.

Я лежу у самого окна. Надо мной голубое небо с быстро перебегающими облаками. Вот одно такое облако, темное, кудлатое, наплывает на меня. Что над ним? Это мы уже знаем. А еще выше? Я имею в виду не луну или звезды. Я думаю о силе, которая управляет Вселенной. Быть может, она по частичке в каждом из нас? Но тогда она ведь не умирает. А она — это что? Душа? Ведь мы-то смертны, а жизнь продолжается. И еще: человек гораздо быстрее познает Вселенную, чем самого себя. И мне думается, что если мир действительно познаваем, то последним открытием будет человек и то, что я назвала сейчас душой.

В моей душе свое святилище. И покуда оно не исчезнет, будут силы.

Я одарена была невероятным счастьем — до самой зрелости жила в атмосфере любви. Это, пожалуй, самое совершенное счастье. Потеря его может сделать человека несчастным до конца дней. Но мне повезло: я познала это великое счастье, потеряла его, но осталась богатой им навсегда.

Не смерть, а жизнь приближает нас к умершим, ибо, пока мы живем, живут и они в нашей памяти.

Неверно предъявлять жизни безмерные требования. Все, что ею не дано, надо создать самому.

Есть ли смысл в страдании? Наверное, люди, познавшие его, глубже чувствуют, чем другие.

Необходимо действовать до тех пор, пока не останется никакой возможности для этого.

Как радостно сознавать, что даже в физическом одиночестве ты не одинока. Все, кого я любила, все, кого я люблю, — мертвые и живые — составляют мое богатство, которое нельзя отнять.

Большое сердце… Это царство внутренней жизни и доброты. Я познала таких людей. И потому грех жаловаться на все остальное.

Верно ли, что человек поймет другого, если пережил сам? Конечно, нет. Тому у меня множество примеров. Страдания озлобляют черствых, страдания углубляют светлые чувства добрых.

Лютый страх перед ожиданием очередной боли. Но ведь за тридцать с лишним лет я научилась терпеть. Не за утешением приходить к людям, а утешать. Трудно и жадно жить. И все же, все же…

Когда я спросила у больного менингитом, которому ежедневно вводили в спинной мозг лекарство (он был мужественный человек): «Это очень страшно?» — он ответил: «Нет, я привык». — «Привыкнуть к такой боли?» — «Нет, к страху».

Страдая от боли, нельзя о ней кричать.

У каждого человека бывает своя война. С болезнью, с душевной болью, с трудной судьбой, с предавшей любовью. Но это свое, личное. И тогда надо непременно вспоминать войну народную: горела земля, и нещадно лилась кровь наших отцов и братьев за овладение какой-нибудь высоткой. То была судьба общая, и, если помнить об этом, свое, личное отойдет на второй план.