Абрам Старков - ...И далее везде

В общем, карандаш скрипел, дело шло, и шкипер был доволен. Понес как-то вахтенный журнал капитану порта, думал похвалиться. Вот, мол, какие мы, осилили сию премудрость! Что произошло в конторе, неизвестно, но вернулся шкипер с берега совершенно тверезый и мрачный. Бедному Пашке была учинена изрядная потасовка…

На «Диоскурии» я плавал с год и столько же на «Иванове», трехмачтовой шхуне. В честь какого из сотен тысяч Ивановых назвали ее, никто не знал. Суденышко было довольно ходкое, но моя мечта о дальних плаваниях все еще не сбывалась: по-прежнему возили дрова в Керчь. Осенью грузились в Сухуми мандаринами — в Новороссийск, в Одессу. В Одессе меня чуть не сняла с рейса комиссия из райкомвода. «Трех классов, говорят, мало, надо учиться». Разрешили вернуться на шхуне в Туапсе и больше в море не выпустили. Я хотя, пока плавал, не учился, но читал много, и меня приняли сразу в пятый класс. Ходил сначала в дневную школу, потом перевелся в вечернюю. Днем матросил на «Борее», пожарном буксире. Пожара ни разу не тушили, всё баржи с песком таскали: порт строился. С «Борея» я попал на танкер «Грознефть», и это было мое первое дальнее плавание — вокруг Европы, в Гамбург. Туда шел матросом второго класса, обратно рулевым. Но на этом моя морская карьера чуть было не завершилась.

Я был в порту секретарем комсомольской ячейки плавсостава. И в ячейку пришла разверстка в школу летчиков. Желающих было не богато: ребята плавали, собирались на всю жизнь стать моряками. Пришлось мне, как секретарю, подавать пример. Сказал себе: «Ну, попрощайся с морем, будешь глядеть на него с неба». Комиссию прошел мигом, был я здоровяк. Путевка — в Вольскую школу. Но, видно, судьба мне была все-таки в моряки. Я за четырнадцать дней схлопотал четырнадцать нарядов от командира отделения. Шагистику обожал человек, а я ее и сейчас-то не люблю, в юности — тем более. Так что пробыл в летчиках две недели, и самолета не увидел, отчислили. Союза с авиацией не получилось, зато дружба с морем укрепилась: поступил в Херсонскую мореходку.

В мореходке так: из одиннадцати месяцев учебного года пять с половиной — в море. А хочешь, и в каникулы плавай. Ходил я в Японию, в Индию, в африканские порты, об Европе и говорить нечего, всю облазил… Повидал капитанов! На «Трансбалте» был у нас Зилов, старичок, каперанг царского флота, образованнейший навигатор, пробыть с ним вахту на мостике стоило десяти лекций по штурманскому делу, по астрономии. На «Декабристе» я плавал с Уксусом. Так моряки называли между собой Анатолия Клавдиевича Арсеньева, брата известного писателя-путешественника. Любимым его выражением было «Уксус тебя дери!». Человек был язвительный, мог с песочком продрать. Но — за дело, по справедливости. Виноват — получай от Уксуса по полной мере. Но и защитит, когда надо. За меня однажды горой встал, никогда не забуду.

Это случилось в Пириме, маленьком порту в Баб-эль-Мандебском проливе, на выходе из Красного моря. Наш «Декабрист» брал уголь с баржи. Полуголые арабы-грузчики таскали тяжелые корзины. У трапа на борту стоял англичанин-надсмотрщик. Во всем белом, в коротких штанишках, в пробковом шлеме, с витой плетью в руке. Я таких раньше видел только на карикатурах и вот впервые увидел в жизни. Я был вахтенным матросом на палубе. Надсмотрщик все время орал на грузчиков, то и дело взмахивал угрожающе плетью. Один из арабов оступился на трапе, и англичанин хлестнул его по спине. Я подбежал, крикнул по-английски: «Не смеете бить, сэр!» Он даже не взглянул на меня и тут же ударил другого грузчика. «Прекратите, сэр!» — снова крикнул я. Он полоснул третьего. И тогда я с полного размаха и от имени всего комсомола влепил сэру по физиономии. Крик, скандал… Меня — на комсомольскую ячейку. Ребята сочувствовали, но за «неэтичное поведение в заграничном порту» — выговор. И тут в каюту, где заседала ячейка, входит капитан. Ну, думаю, все, снимет стружку, потребует строгача, и — прощай загранвиза. А капитан говорит: «Правильно сделал, матрос, уксус тебя дери! Я бы тебе дал выговор только за то, что слабо ударил. Что такое наш пароход? Советская территория. И этот мерзавец-надсмотрщик находился на советской территории. А тут у нас свои законы, свои правила. И по нашим правилам ты ему правильно влепил. И я, как капитан, беру на себя всю ответственность, уксус тебя дери!»

Мореходку я закончил на десятку. Там была десятибалльная система, почти как у англичан — у них 100 баллов. Сдал на штурмана дальнего плавания, но самого диплома еще не полагалось. Надо его «выплавать». 18 месяцев в море — и тогда вручат диплом штурмана. Еще полтора года, и заслужишь капитана. Я «выплавал» капитанский диплом к 23 годам.