Леонид Млечин - Примаков

Но Лаура искренне гордилась своим мужем:

— Я же говорила, что мой Женя — номер один!

Она всегда понимала, что Евгений Максимович в чем-то выше других.

Лилиана Бураковская:

— Жена ведь тоже влияет на мужа. Мы незаметно сблизились. Лаура стала моей подругой. Она была необыкновенная, обаятельная, притягивала людей. Разносторонне образованная, всем живо интересовалась, ходила на концерты, на выставки. Она сама играла великолепно, напевала.

На ее день рождения — 8 февраля — собиралось много подруг, наверное, тридцать. Потом Примаковы с улицы Ферсмана переехали на Ленинский проспект, у них уже была хорошая квартира, но и она всех не могла вместить. Подруги ее обожали. Лаура была такая жизнерадостная — друзья и предположить не могли, что она неизлечимо больна. Однажды вечером Владимир Иванович Бураковский грустно сказал жене:

— Лауре было сегодня плохо. У нее что-то серьезное.

Когда у нее случился первый приступ, Бураковский первым к ней прибежал, потому что Примаковы жили рядом с его институтом на Ленинском проспекте. Приступ купировали, а ее заставили обследоваться. Лаура тоже не очень серьезно относилась к своему здоровью. Но ей пришлось лечиться. Сначала Бураковский положил ее к себе в институт, затем она легла в Центральную клиническую больницу Четвертого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР.

Врачи поставили тяжелый диагноз — миокардит. Миокард — это сердечная мышца. Миокардит — воспаление мышцы, она слабеет и перестает работать. Это неизлечимое заболевание. Юный Саша Примаков умер от миокардита.

В таких случаях показана пересадка сердца. Владимир Бураковский хотел начать операции по пересадке сердца, но тогдашний министр здравоохранения Борис Васильевич Петровский, сам хирург-кардиолог, ему это запретил. А лекарства при миокардите не помогали, восстановить работоспособность миокарда не удавалось.

Наступил момент, когда врачи сказали, что жить Лауре Примаковой осталось всего лет пять. Они, конечно, сообщили это не ей, а мужу. С этим страшным известием Евгений Максимович пришел к Бураковским. Он выглядел подавленным. Он мог говорить только с Бураковскими. Не только потому, что Владимир Иванович врач. Они тоже пережили страшную трагедию — в автомобильной катастрофе погибла их дочь. Ее могила недалеко от могил Саши Примакова и Лауры.

— Евгений Максимович сказал жене о диагнозе? — спросил я Лилиану Альбертовну Бураковскую.

— Нет, нет! Никто не говорил. Делали вид, что всё нормально. Примакова пригласили в Японию с женой. Он советовался, можно ли ей ехать. Решили: пусть Лаура съездит, отвлечется. И хорошо, что она поехала… А потом она чувствовала себя всё хуже и хуже, лежала на даче, очень ослабела… Лаура и пяти лет не прожила.

Томас Колесниченко:

— Мы знали, что у Лауры слабое сердце. Она лежала в больнице. Мы ее навещали. Но, конечно же, никто из нас не мог предположить, что так произойдет. В июне 1987 года Лаура и Евгений Максимович вышли во двор. Она вдруг замерла и произнесла: «Женя, у меня остановилось сердце».

Вызвали «скорую», но уже было поздно. Она умерла на руках мужа. Ей было всего пятьдесят семь лет, она на год младше Евгения Максимовича. Они прожили вместе тридцать шесть лет. Евгений Максимович любил Лауру до конца своих дней, думал о ней и страдал…

Наверное, поэтому у Примакова исчезло то искрящееся веселье, каким он отличался в молодые годы. Как тут не стать сумрачным?

Леон Оников считал, что с годами он мало изменился.

— Вот я изменился, остальные друзья изменились, а он нет. С точки зрения склонностей, характера, резкости, прямоты — такой же, каким был пятьдесят лет назад. Его отношение к людям сохранилось — вот это самая характерная его черта. Он не менялся в своих принципиальных оценках этического плана. Личное достоинство, скромность, привычка отвечать ударом на удар — неизменны.

— А способность владеть собой у него врожденная? — спросил я Томаса Колесниченко.

— Да, он был очень волевым человеком, — ответил Колесниченко. — Это качество позволило ему добиться всех целей, которые он перед собой ставил. И в трагические минуты он тоже умел держать себя в руках.

— Даже со стороны было видно, что он всегда собой владел, самообладание очень сильное. Но это не означает, что он был холодным и циничным человеком?

— Нет, нет. Ну что вы! Он, наоборот, ненавидел равнодушие, цинизм — больше всего ненавидел именно эти качества, если не говорить о предательстве. В нашем кругу таких не было и нет. Если он замечал в ком-то холодность и цинизм, ему это претило.