Леонид Млечин - Примаков

Он многое делал как бы играючи. Защищал диссертации, не собираясь посвящать себя полностью науке, а получилось, что академическая карьера стала главной. Ушел из научного института, не предполагая, что со временем займет крупные посты в правительстве и, в конце концов, возглавит кабинет министров.

Кажущаяся легкость карьеры — свидетельство многих талантов, хотя во всякой карьере имеет значение и элемент случайности, а точнее, везения. А вот в личной жизни он пережил настоящую трагедию — потерял жену и сына. Для человека его типа, его тбилисского воспитания эта утрата непереносима. Но Примаков никогда не жаловался, не показывал, как ему тяжело, и не впадал в тоску.

А ведь главным в жизни, несмотря на карьеру и профессиональные успехи, для него была семья. Он рано женился, но с годами их чувства с Лаурой Васильевной Харадзе нисколько не угасли. Они были не только мужем и женой, но и друзьями, дополняли друг друга. Они родили двоих детей — сына и дочь: Александра и Нану.

Всеволод Овчинников рассказывал:

— Когда мы с Примаковым работали в «Правде», общение было довольно интенсивное. Редакция владела однодневным домом отдыха в Серебряном Бору, куда выезжали семьями. Гуляли вместе, разговаривали. Были редакционные дачи, в том числе на Рижском взморье, в Дзинтари, старенькие такие, еще дореволюционные, деревянные. Так как мы с Примаковым работали корреспондентами в жарких странах, нам на юг не хотелось, и четыре лета подряд мы с семьями проводили отпуск в Прибалтике. Там я увидел, как Евгений Максимович разговаривает со своими детьми, в частности с сыном Сашей. Он с ним говорил как с совершенно взрослым человеком, на равных, с большим уважением к личности сына.

Однажды, когда Евгения Максимовича не было, Лаура пришла к жене Овчинникова:

— Как тебе это нравится? Мой Саша объявил голодовку!

Что-то ему не понравилось. Он выдвинул какие-то требования перед мамой, желал компромисса и в конце концов объявил голодовку. То есть воспользовался международными методами борьбы за права человека. Два или три дня он отказывался обедать и ужинать. Дети Овчинникова тайно носили ему печенье. Мама очень переживала…

— Саша был потрясающий мальчик, — вспоминал Томас Колесниченко. — Для меня это идеал. У меня таких детей нет, и ни у кого я их не видел. Он пошел в Евгения Максимовича. Саша Примаков приехал в Нью-Йорк на практику, а я работал там корреспондентом «Правды». Как раз в этот момент у меня произошел конфликт с одним из наших местных начальников. Первым заместителем представителя СССР в ООН был такой Михаил Аверкиевич Харламов. Что-то он не то сделал, не помню, но я на него обиделся.

А Саша Примаков должен был к Харламову пойти с каким-то материалом. Он объявил Томасу Колесниченко:

— Дядя Том, я к нему не пойду.

В Тбилиси друга отца принято называть дядей.

— Да ты что? — удивился Колесниченко. — Почему не пойдешь?

— Он вас обидел!

— Ты-то какое к этому имеешь отношение? Ты иди, у тебя дело.

Саша покачал головой.

— Я человек клановый, — твердо сказал младший Примаков, — я к нему не пойду…

Отцовский характер.

— Знаете, когда люди за границей оказываются, им есть чем заняться, столько соблазнов, — вспоминал Колесниченко. — А Саша приходил после работы ко мне, потому что он далеко жил, садился в моем кабинете и работал. До вечера сидел, писал. Он бы, конечно, далеко пошел. Это был необычайный парень.

Он учился в аспирантуре. Ему предлагали и корреспондентом в Каир поехать, и в науку идти. Но этому не суждено было случиться. Саша Примаков ушел из жизни совсем молодым человеком, внезапно, на руках у друзей.

— Это один из самых черных дней моей жизни, — говорил Валентин Зорин. — Трое аспирантов пошли дежурить в праздничный день — это было первого мая 1981 года. Прекрасный весенний день. Вдруг Саша схватил товарищей за руки и сказал: «Я умираю». И умер мгновенно. Сердце не выдержало, как потом у матери, Лауры… Видимо, что-то такое по наследству от матери передалось. Саше Примакову было всего двадцать семь лет.

— Первым о смерти Саши узнал Виталий Журкин, будущий академик и директор Института Европы, — вспоминал Леон Оников. — Он позвонил мне, и мы вместе повезли Сашину жену в больницу, зная, что он уже умер, и по дороге из последних сил старались не сказать ей об этом раньше времени. У Саши Примакова было больное сердце, но умер он так неожиданно, что никто к этому готов не был и не думал, что это может произойти.