Леонид Млечин - Примаков

— Сердечная болезнь у Саши проявилась внезапно? — спросил я у Оникова.

— Наш общий друг академик Бураковский мне сказал однажды: Саша умрет неожиданно. Так и получилось.

Когда это случилось, Примаков был в самолете, возвращался из командировки на Кубу. Друзья встретили его на аэродроме. Не сказали ему, и он ничего не понял. Узнал о смерти Саши только на квартире Владимира Ивановича Новицкого, к которому заехал как бы по дороге.

— Он мальчика очень любил, — говорил Томас Колесниченко. — Это была жуткая трагедия. Для него это оставалось трагедией до конца жизни. А в то время и говорить нечего: невыносимое горе. До сих пор мы ходим на Сашину могилу, не забываем. Его друзья, взрослые теперь люди, тоже помнят Сашу Примакова и ходят к нему…

Рассказывает Алексей Малашенко, доктор исторических наук, сотрудник Института востоковедения:

— Я помню, что как раз после смерти его сына был назначен ученый совет у нас в институте. Все собрались, и стояла мертвая тишина. Сидели почтенные ученые и не знали, как им выразить свое сочувствие. А Примаков держался замечательно, ни жестом, ни словом не показал, каково ему сейчас.

Томас Колесниченко:

— Он продолжал работать. Да, вот в этом его воля. Он уходил в работу, он спасал себя работой.

От Александра Примакова остался сын — Женя, названный в честь дедушки. Евгений Максимович позаботился о его воспитании. Евгений Примаков-младший стал журналистом-международником, пошел на телевидение, по семейной традиции работал на Ближнем Востоке. Уже после смерти Евгения Максимовича рассказал, что дедушка иногда, забывая, называл его Сашей — как сына. Примаков так и не привык к мысли, что его мальчика больше нет…

Смерть сына была первой из двух трагедий, которые обрушились на Примакова.

Все, кто знал Лауру Васильевну Примакову-Харадзе, сохранили о ней наилучшие воспоминания. Очаровательная женщина, великолепная мать и умелая хозяйка. Она изумительно готовила, была гостеприимна, доброжелательна. Чудесно играла на фортепьяно. И всё у нее получалось легко, просто. Всегда полон дом гостей. Они жили весело и интересно.

Томас Колесниченко:

— Как сейчас помню наши встречи… Расположились на кухне. На столе тарелка с грузинским сыром, ему из Тбилиси присылали. Вокруг стола сидят человек двадцать и что-то горячо обсуждают. Лаура Примакова была одаренной и талантливой женщиной, общительной, у нее было множество подруг.

Подруг жены Евгений Максимович не только терпел, но и любил по-своему. И не забыл никого! В день рождения Лауры он приглашал к себе всех ее подруг. Точно так же, приезжая в Тбилиси, обязательно ездил на кладбище, где похоронены его мать и теща, и собирал старых друзей, которых всё меньше…

Одним из самых близких друзей Примакова был Владимир Иванович Бураковский, крупнейший кардиохирург, директор Института сердечно-сосудистой хирургии, академик медицины, лауреат Ленинской и Государственной премий, последний Герой Социалистического Труда, получивший звезду из рук Брежнева.

Бураковский тоже вырос в Тбилиси, но он был старше Примакова на семь лет — в детстве и юности это имеет значение. Потом эта разница перестала быть заметной. Они подружились уже в начале 1970-х, когда Примаков вернулся с Ближнего Востока.

Лилиана Бураковская, вдова Владимира Ивановича, вспоминает:

— Мы приехали к Примаковым в маленькую квартиру на улице Ферсмана. Я знала, что, как в каждой нормальной семье, у них были проблемы, трудности, в том числе материальные. Но жили интересно. Ничего у них не увидела роскошного, да они и не привыкли к роскошной жизни. Ни Примаков, ни Бураковский не создавали себе сокровищ на земле. Они знали Библию, они знали жизнь. Они понимали: когда мы уходим, мы с собой ничего не берем, кроме доброго имени.

— Но можно кое-что детям, внукам оставить. И это многими руководит.

— Да, можно обеспечить потомство в седьмом колене. Но они это не делали. Не потому, что не любили своих детей. Они считали, что того, что есть, достаточно. А остальное пусть сами зарабатывают.

Евгения Максимовича ценили как блестящего рассказчика. Он умел рассказывать анекдоты, любил пошутить. Когда собиралась вся компания, это был фейерверк остроумия.

— Каким я впервые увидела Евгения Максимовича, таким он и остался, — вспоминала Лилиана Бураковская. — Всегда с улыбкой, доброжелательный. И Лаура была такая же. Не полюбить эту семью и не сблизиться с ней было невозможно. Они никогда не относились к себе слишком серьезно, у них не было никакого чванства. Всегда были самокритичны, подшучивали друг над другом. Евгения Максимовича никто бы не назвал тщеславным и напыщенным.