— Энджи и этой девушке нужна их одежда, — сказала я. — Они боятся войти.
— Отдай им их одежду, и выпроводи.
Я сгребла одежду и отнесла им в гостиную. Я смотрела, как они одеваются, и думала, как хорошо быть замужней женщиной. Я так далеко была от того, в каком состоянии они сейчас находились. Они ушли, а я вернулась в спальню, посмотреть, смогу ли я чем–нибудь помочь Джими. Я присела на край кровати и приложила холодное влажное полотенце к его раскалённому лбу, в надежде сбить температуру. Похоже, он здорово простудился, сопел и жаловался, что его знобит. Черты лица обострились, и кожа приобрела сероватый оттенок, он действительно заболел. Может грипп? Вспоминая прошлое, я скажу, что он страдал от, так называемых, имитационных симптомов, хотя я не вполне уверена, в чем заключалась их причина.
Я сделала всё, чтобы он успокоился и заснул. Возвращаясь домой, я чувствовала огромное облегчение, что побыла так недолго участницей произошедшего скандала, я чувствовала радость от того, что смогла чем–то ему помочь и ещё большую радость, что мои ноги уносили меня подальше от этого кошмара. Заболевшая суперзвезда, лежащая на кровати в гостиничном номере, это не тот Джими, в которого я влюбилась и которого я полюбила четыре года назад. Вся его нежность, всё его очарование растворились в наркотиках и ежедневных психических напряжениях. Его было не узнать.
Пару недель спустя я пробиралась в сумерках сквозь модные ряды благоухающих кишок Кенсингтон–Маркета, когда Джими подошёл ко мне сзади и обняв произнёс:
— Я остановился в Камберленд—Отеле, — сказал он мне, — почему бы тебе не заскочить ко мне и не сказать «привет»?
— О.К., — ответила я, — загляну обязательно.
Но я знала, что делать этого не буду. Многие годы, прошедшие со дня его смерти, я винила себя, что может быть я могла бы повернуть всё иначе. Но теперь я понимаю, что его всё равно сейчас бы не было с нами.
На следующее утро Мэдлин позвонила мне домой, мой друг поднял трубку.
— Спроси, может она перезвонить чуть позже, — сказала я, так как была чем–то занята в этот момент.
Но через мгновение он вернулся:
— Она говорит, что это очень срочно.
Я взяла трубку, что–то проворчав в ответ.
— Ты сидишь? — услышала я вопрос.
— Нет, а что? — ответила я и рассмеялась.
— Возьми стул.
— Что? Ну, говори скорее, — я почувствовала беспокойство от её голоса.
— Возьми стул и скажи мне, что ты села.
— О.К., — и через пару секунд, — я села.
— Я только что услышала по радио, Джими умер прошлой ночью.
Я молча положила трубку. Я кинулась купить Evening Standard, тут же пробежала глазами все новости — ничего. У меня отлегло. Мэдлин могла и перепутать.
— Это свежий номер? — спросила я у продавца.
— Нет, свежую обычно привозят в три.
Пачки упали на панель, статья занимала всю первую страницу. Джими мёртв. Передозировка. Захлебнулся рвотой. Журналисты ликовали: такой конец ждёт каждого, такого же как Джими, кто пренебрежёт существующим социальным строем. Звучит как мораль из детской сказки про плохишей.
Я читала и перечитывала эту статью, стараясь вникнуть, что же произошло на самом деле. Но ничего не могла понять. Я начала думать, как бы развернулись события, если бы я откликнулась на его предложение, и пришла бы к нему в отель прошлым вечером. Накачался ли он наркотиками, если бы я там была, или нет? Только бы я знала, зачем он меня звал! В газете одни догадки. Я не могла поверить, что его уже нет. Мы могли оставаться друзьями на всю жизнь.
Один из старых друзей Рэя, журналист, предложил мне описать нашу жизнь с Джими и напечатать в воскресном выпуске. В порыве искренности и смятения я согласилась дать интервью. Почему нет? В память о нём рассказать правду, скрывающуюся за его имиджем. Он пришёл, и мы долго разговаривали. Мне казалось, что он понимал, о чём я ему рассказывала. Он остался в восторге от моего рассказа.
Её напечатали, чтение её можно было сравнить с ночным кошмаром. Ничего общего с тем, что я хотела сказать. Заголовки кричали о наркотических оргиях и нескончаемых сексуальных упражнениях. Дикий монстр, демон рок–музыки. Следующие — Мик Джаггер и Кит Ричард (имея в виду недавнюю смерть Брайана).
Глупо. Меня предали. Я — истеричка, нимфоманка, наркоманка. Ещё и одна из многочисленных группиз. Ничего общего с тем, что я ему говорила.
Это был мой первый опыт, и тут же я стала жертвой журналистов, ненасытных, голодных до сенсаций. Я была глубоко оскорблена и боялась подумать, что все мои друзья поверят, что я могла такое сказать. Но я надеялась на их благоразумие, особенно с Брайаном, с которым журналисты не скупились на эпитеты. И я больше старалась никогда не касаться этой темы, такой близкой мне, и из–за которой так жестоко меня унизили.
Читать дальше