Михаил Беломлинский - Мне повезло - я всю жизнь рисую!

В какой-то момент главным редактором «Костра» назначили писателя Святослава Сахарнова, моего хорошего знакомого, я уже делал рисунки к нескольким его книгам. Он был старше меня лет на 10, прошел войну, был командиром торпедного катера, потом ушел из флота и стал писать книги для детей. Он увлекался подводными съемками, и вообще писал об этом книги. И ещё он довольно регулярно ездил за границу (входил в обойму допущенных к выездам). Простому смертному тогда съездить в какую-нибудь Болгарию — было проблемой, а уж в капстрану… Я помню мы с женой подали заявление на путевку в Международный дом отдыха журналистов на Балатоне, в Венгрии, и ждали 3 года, пока нас выпустили. Надо было утвердить характеристики в райкоме партии и т. д. Жена тогда не работала, писала. И ей в жилконторе написали положительную характеристику, где было сказано — квартплату платит вовремя.

Сахарнов привозил из этих поездок разные сказки, и переводил их, а я с большим удовольствием делал к ним картинки. Потому что в основное время приходилось иллюстрировать всякую ерунду про пионеров, которую и читать было невыносимо.

Со Славой Сахарновым у нас были хорошие, приятельские отношения. Мы часто ездили с ним в разные командировки, например были на Камчатке, на Командорских островах — потом делали детские книги, его текст — мои картинки, и т. д. Однажды он говорит.

— В Ленинград приезжает писатель индийский писатель Капур, помнишь ты делал рисунки к его сказке про Бегемота. Союз писателей просит его принять и т. д. Я могу пригласить его к себе — квартира у меня приличная, но я живу в новом районе, там к дому подойти проблема, везде строительный мусор, надо по каким-то гнилым доскам добираться и т. д. Жуткое зрелище, не для иностранца. Давай у тебя в мастерской его примем.

— Но у меня же жуткий угол, с протечкой.

— А кого это волнует, мы посидим за столом, я притащу коньяк, фруктов, кофе сделаем, и ты свои картинки покажешь.

Так мы и сделали. Я накрыл стол белой бумагой, нарисовал два флажка — советский и индийский, прикрепил к кисточкам, поставил посреди стола — получилось, как на фото, когда подписывают какой-нибудь договор между СССР и Индией.

Капур этот оказался вполне симпатичным, мы чудесно посидели, выпили, посмотрели мои работы, Сахарнов говорил по-английски — так что было все нормально.

Капур иногда поглядывал на мой угол, но без опаски, а с какой-то загадочной улыбкой, как принято на востоке.

Вобщем, встреча удалась.

Через пару месяцев Сахарнов опять ездил в Индию и вернувшись говорит:

— Тебе огромный привет от Капура, он без конца вспоминает визит в твою мастерскую. Нет, ему и твои работы очень понравились, но главное — его потрясло оформление твоей мастерской. Он даже написал про твою мастерскую в своих путевых заметках: «Это было что-то фантастическое, дизайн был сделан, как каюта потонувшего корабля, всюду осыпалась штукатурка, свисают какие-то ошметки, водоросли, такого оригинального дизайна я никогда в жизни не видел…»

В бывшем Советском Союзе каждый член Союза художников имел право раз в году в течение двух месяцев жить и «творить» в Доме творчества совершенно бесплатно. Даже дорога туда и обратно оплачивалась — хоть из Владивостока, хоть с Чукотки (там тоже проживало несколько членов Союза художников — резчики по кости, по моржовому клыку).

Предполагалось, что ты на всём готовом, освобождённый от «халтуры», от ежедневных забот о хлебе насущном, от жены и детей, в коллективе таких же от всего избавленных художников за два месяца сугубо творческой работы сможешь создать нечто ценное и отчитаться этим в конце смены на отчётной выставке.

Выставки эти целую неделю были открыты для местных зрителей. На них проходили встречи с художниками, обсуждения и т. д.

А потом устраивался заключительный банкет (без зрителей). Сдружившиеся за два месяца совместной работы и совместного отдыха художники обменивались адресами, клялись в вечной дружбе. Никогда в жизни не приходилось мне целовать такое количество пьяных и бородатых физиономий, как в эти дни.

Располагались эти Дома творчества в красивых местах по всему Союзу: в Гурзуфе, в Крыму, на бывшей даче художника Константина Коровина, в старой Ладоге под Ленинградом, в Прибалтике — в Паланге, в Майори, в Переславле-Залесском, в Горячем Ключе на Кавказе и т. п.

Под Москвой находился Дом творчества «Челюскинская» — знаменитая «Челюха», приспособленная для графиков. Здесь имелись офортная и литографская мастерские, печатный станок. Можно было делать и печатать эстампы — гравюры, офорты, литографии.