Михаил Беломлинский - Мне повезло - я всю жизнь рисую!

«…Без женщин жить нельзя на свете, нет!..

В них солнце мая,

В них любви расцвет!..»

(Кстати, и «Марицу» тоже он перевёл. Я эти оперетты видел в эвакуации, в Красноярске.

Он был высочайшего класса профессионал, еще в 20-е годы работал в ТРАМе (Театр рабочей молодёжи). Подписи сочинял мгновенно. Очень смешные, остроумные.

ГЕОРГИЙ КОВЕНЧУК (ГАГА)

Был в Ленинграде коллектив художников и поэтов «Боевой Карандаш». Он выпускал небольшого формата юмористические плакатики на внутренние и международные темы.

Кроме этого он делал листовки для ГАИ, для пожарников, для медицинского управления, тоже юмористические, на заданные заказчиками цены.

Плакатик на тему «Много пожаров возникает, когда пьяные засыпают с папиросой» сделал мой друг, замечательный художник Георгий Васильевич Ковенчук, которого с детства все звали Гага.

На худсовете плакат и стихи поэта Романова очень понравились, и соавторы поехали в пожарное управление — получить одобрительную подпись от заказчика. Заказчику тоже плакат очень понравился, особенно стихи.

Замечательно, очень здорово, очень смешно, выразительно, лаконично, прямо как у Маяковского:

Ночью пьяный лёг Иван

С папиросой на диван.

В результате утром рано

Ни Ивана, ни дивана!

«Замечательно, просто замечательно!..» Вдруг он задумался… «лёг Иван…», Иван…»

«Знаете, не очень хорошо получается, …лёг Иван, как-то получается обобщение, русский Иван»… «Не очень хорошо. Подумайте ещё…»

Но думать было некогда, нужно было подписать плакат, срочно привезти в бухгалтерию и получить деньги. И Гага тут же подытожил:

«Давайте сделаем „Степан“ — и всё в порядке».

Ночью пьяный лёг Степан

С папиросой на диван.

В результате утром рано

Ни Степана, ни дивана!

Начальник пришёл в восторг. «Ну вот, совсем другое дело. Замечательно, лаконично, как у Маяковского. «Ни Степана, ни дивана!..»

Но вдруг лицо его приняло скорбное выражение. Соавторы насторожились.

«Да… как-то не очень хорошо получается, — протянул начальник, — сгорел человек, наш, советский человек. Нет, это не годится».

«Но ведь много людей гибнут во время пожаров из-за пьянства!.. Вы ведь называли цифры… «Так-то это так, но не надо обобщать… А то получается, что пожарная служба не спасает людей, даёт им сгорать… Зачем же мы тогда нужны?.. Нет, так не годится… Давайте-ка подумаем ещё…»

И он отодвинул плакат.

Но думать было совсем некогда, и тогда «находчивый» Гага отчаянно выкрикнул:

«Ну тогда сделаем „у Степана нет дивана“. Там же на рисунке не видно, что горит, только дым. Пусть будет — диван сгорел, а нашего человека пожарные спасли!»

Рисунок Г. Ковенчука

Ночью пьяный лёг Степан

С папиросой на диван.

В результате утром рано

У Степана нет дивана!

«Ну вот, теперь другое дело. Так сказать, личное имущество пострадало, а человек остался жив. Наш советский человек. Замечательно, лаконично, как у Маяковского. Замечательно!»

Начальник подписал плакат, и друзья понеслись в бухгалтерию. С этими стихами плакат и напечатали.

Ленинградское отделение издательства «Просвещение» печатало буквари и учебники для народов Севера, чукчей, алеутов, нанайцев, коряков и т. д. Некоторые народы были немногочисленны (помню, что какой-то букварь имел тираж 130 экземпляров), но печатались книги на хорошей бумаге, с цветными рисунками, и около издательства кормилось много ленинградских художников.

Конечно, работа была занудная — звездочка, две звездочки, пять звездочек; барабан, три барабана; пионер, два пионера, но были рисунки и посложнее: мама мыла раму, мама мыла Машу и т.д., и поответственнее — штурм Зимнего дворца, Ленин на субботнике несет бревно.

Рисунков было очень много, и гонорар получался большой. Я, например, купил машину за деньги, полученные за рисунки к чукотскому букварю, и друзья называли ее «чукотский жигуль».

На центральном развороте всех этих букварей печатался портрет Ленина и рассказик «Ленин — вождь». Письменности народы эти не имели, и все печаталось русскими буквами.

За деятельностью издательства присматривал обком партии. Ведь все эти буквари демонстрировали на международных выставках национальную политику СССР, дружбу народов и заботу «старшего брата» о «младших братьях».

Просматривая очередной букварь — нанайский, секретарь обкома по пропаганде открыв центральный разворот, остолбенел и потерял дар речи.