Теодор Гладков - Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

Сообщение в Москве произвело впечатление грома и молнии среди ясного неба. О серьезной болезни Голоса в Центре никто достоверно ничего не знал. Понятно, что у человека, перешагнувшего полувековой рубеж и работающего в экстремальных условиях, идеального здоровья не может быть, что называется по определению. Но чтобы вот так рухнуть в одночасье…

Озабоченность в Москве была естественной и объяснимой: слишком уж много нитей держал в своих руках «Звук». О некоторых его источниках, в том числе важнейших, особо ценных, в Центре ничего кроме псевдонимов не знали, а если и знали, то воспользоваться связями Голоса было весьма затруднительно, а то и вовсе невозможно. Многие источники Якова ни с кем, кроме как лично с ним, дела иметь заведомо не желали. Некоторые вообще не подозревали, что работают на советскую, то есть иностранную, разведку.

В общем, смерть Голоса породила для Москвы множество проблем. Однако она, по мнению автора, никак не должна была по многим этическим соображениям стать причиной для составления следующего удивительного, не поддающегося разумному объяснению документа; точнее, вовсе даже не аргументированного документа, а всего лишь записки, цидульки в две строчки, приложенной к наградному листу:

«В связи со смертью Голоса представлять к правительственной награде не будем.

4 декабря 1943 года. Козлов».

Представление Якова Наумовича Рейзена (Голоса) на «авторитетном» основании сей маловразумительной записки так и не состоялось. Ни тогда, в 1943-м, ни в последующие годы и десятилетия.

Это тем более удивительно, что четверо (по некоторым данным, даже шестеро) агентов из цепи «Звука» были орденом Красной Звезды награждены! И скоропостижная смерть Голоса никак не может быть объяснением вопиющего факта, что руководитель четверых (или шестерых) награжденных сам в секретный Указ Президиума Верховного Совета СССР не попал. Великая Отечественная война была в разгаре, и многие тысячи воинов Красной армии награждались орденами и медалями именно посмертно, даже удостаивались после жизни звания Героя Советского Союза.

У автора нет ни малейшего сомнения в том, что кто-то из недоброжелателей Голоса в Центре воспользовался сообщением из Нью-Йорка, чтобы лишить разведчика заслуженной награды даже после ухода из жизни… К слову, вызывает недоумение, почему Голоса представляли к той же награде, к тому же ордену, что и руководимых им агентов… Как показало ближайшее будущее, по меньшей мере двое из награжденных оказались своих орденов недостойны, хотя получили их за вполне реальные заслуги в прошлом. (Слово «получили» надо понимать иносказательно, автор не располагает сведениями, что ордена кому-либо из них были вручены «из рук в руки».)

Увы, лишь несколько разведчиков высочайшего уровня были по достоинству оценены на государственном уровне, и то спустя многие десятилетия.

Моррис и Леонтина Коэны стали Героями Российской Федерации посмертно, соответственно в 1995 и 1996 годах.

Артур Александрович Адамс стал Героем России посмертно, через тридцать лет после кончины. При жизни он получил всего лишь одну награду — медаль «За победу над Германией».

Яну Петровичу Черняку вручили Золотую Звезду Героя России при жизни. Точнее — не вручили, а положили аккуратно на прикроватную тумбочку в военном госпитале. Разведчик находился в полубессознательном состоянии, а через неделю его не стало…

…Проживавшей в Москве семье Якова Голоса на память, просто как знак внимания, не передали даже отчеканенную в десятках миллионов экземплярах медаль «За победу над Германией», на которую покойный разведчик уж безусловно право заслужил. Правда, у его сына, инвалида Великой Отечественной войны и ветерана морской пехоты, Дмитрия Голоса есть такая медаль собственная. Как и медали «За оборону Ленинграда» и «За отвагу», и орден Отечественной войны первой степени…

Итак, Якова Голоса не стало… Отшумела суета похорон. Никто тогда, разумеется, не мог и представить, как скажется смерть «Звука» на судьбах многих десятков людей, в том числе и тех, кто при жизни никогда с ним не встречался или даже вовсе не знал о его существовании.

Мир, конечно, не рухнул, но советской внешней разведке пришлось столкнуться со многими серьезными трудностями и осложнениями, на преодоление которых ушли годы, а по ряду позиций и десятилетия.

Первый, самый естественный вопрос, который может, вернее, должен задать в этой связи любой историк разведки, что стало с «наследием» Голоса, теми агентурными сетями и группами, которые он либо сам создал, либо был как-то причастен к их деятельности?