Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

В школе на большой перемене нам раздавали на бумаж­ке по белой блестящей дрожжевой шанежке, на которую насыпали ложку сахарного песка. Нас, ребят, пытались уберечь от авитаминоза и болезней. Поили хвойным на­стоем, вливая ложкой каждому по очереди в рот. Делали без конца уколы, то от дифтерии, то от брюшного тифа. Уколы были очень болезненными, и, наверно, из-за на­шей ослабленности, место укола долго болело, даже рука несколько дней с трудом поднималась, когда укол делали под лопатку.

Родители как могли старались нас подкормить. Мне хорошо знакомы судки из трёх ёмкостей, соединённых одной ручкой, и ведерко, сделанное из большой консерв­ной банки с плотно закрывающейся крышкой. Иногда мать наказывала взять то или другое с собой в школу, по­мимо портфеля.

После школы я заходила к матери на работу (это было в крыле Гостиных дворов, что позади типографии), и она вела меня в столовую на третьем этаже теперешне­го «Детского мира» съесть тарелку чечевичного супа и что-то на второе. Уж не помню, делила ли она со мной свою порцию или ей давали дополнительную порцию для ребёнка. Иногда вместо обеда что-то удавалось взять и домой, где были Пётр, старая бабушка и няня Аксинья. Сестра Оля ходила в садик. Жидкий чечевичный суп ка­зался удивительно вкусным. Много лет спустя я увидела в продаже чечевицу. Купила, сварила суп, но он, мягко говоря, не оправдал моих ожиданий.

Видела я, как во дворе типографии строили ледник- холодильник для продовольствия из больших полупро­зрачных кубов льда, выпиливаемых на реке. Сверху на­сыпали толстый слой опилка и земли. Этот холодильник существовал затем несколько лет.

Довелось пробовать мясо и яйца диких птиц, на за­готовки которых в 1942 и 1943 годах на Новую Землю были организованы продовольственные экспедиции. Яйца птиц мельче куриных, с зеленоватой скорлупой и чёрными точечками, а мясо птицы пахло рыбой. Ели мы и мидий, которых жарили с картошкой на рыбьем жире, когда удавалось раздобыть картошку.

Уж не знаю, голод ли заставлял это делать или зубы чесались, но во дворе мы жевали буквально всё, что попа­дало под руку: объедали семена подорожников с прутика, на котором они росли (в детских играх мы называли их огурцами), беленькие семена мокрицы из крохотных ча шечек, сосали нектар, выщипывая головки красного кле­вера (белый не такой сладкий), хотя жевали и его, разжё­вывали головки семян лютика едкого (куриной слепоты), выжимали зубом кончики семечек низеньких липучек (не репейника), у которых каждое семечко было с двумя рожками, дикий щавель. А уж жмых или кусок пека были просто лакомством. Я даже жевала уголь из печки.

Когда в порт пришли первые транспорты союзников, в городе появились иностранные моряки. Обращали на себя внимание негры, которых до того мы никогда не ви­дели, и громко разговаривающие на своем языке рослые белые матросы. Моряки тут же начали ходить по дворам и предлагать купить у них тёмно-синие шерстяные сви­теры машинной вязки, связанные английской резинкой, и шерстяные одеяла. Мать купила и то и другое. Не пом­ню, кто из семьи носил такой свитер, а одеяло досталось мне. Оно было серо-зелёного цвета, более тёмное с на­ружной стороны, длинноворсовое и мягкое, как шёлк. Я под ним, спала, кажется, полжизни. Оно, сильно поста­ревшее, живо и теперь, сплю под ним на даче.

С приходами конвоев в городе стало менее голодно. Появилось много иностранных продуктов. На карточки стали «давать» банки бекона, фаршей, ветчины. Банки были большими и маленькими, круглыми и квадратными и открывались не так, как наши консервы. Надо было на­крутить на приложенный к банке ключ с прорезью поло­ску металла, отделяющую верх банки от низа. Появилось сало «лярд» белого цвета. Его намазывали на хлеб вместо масла. Легче с продовольствием стало ещё и потому, что картошкой и овощами был засажен каждый клочок зем­ли во дворах и на улице перед домами. Выращивали кар тошку, морковь, свеклу и даже сахарную свеклу. Огороды военных лет просуществовали до весны 1952 года.

9 мая 1945 года Левитан ликующим голосом объявил, что германское командование подписало акт о безого­ворочной капитуляции. В этот день на площади Проф­союзов собрался весь город. Играли оркестры. Были танцы, люди обнимали друг друга, смеялись, пели. Мне в ту пору было 10 лет, и мы с ребятами устроили беготню между людьми в догонялки. Я налетела подбородком на голову мальчишки меньше меня ростом и верхними зу­бами прокусила себе нижнюю губу так, что при разгово­ре кусочек выворачивался наружу. Мы продолжали бе­гать, а распухло и заболело всё назавтра. Но что это была за причина для расстройства в сравнении с радостью, что война кончилась!