Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

Екатерина Андреевна Костыгова, хозяйка дома, на крыльце чёрного входа в хозяйскую половину

Нашу половину дома, т.е. ту, которую снимал отец, разделили по суду между дочерьми. Шура получила «большую» и «отцовскую» комнату, и к ним Арсений пристроил кухню и крыльцо. Ирина стала владелицей «маленькой» комнаты и кухни и к ним пристроила кух­ню, сени и крыльцо. Отцу пришлось просить у город­ских властей коммунальную квартиру. Этим закончи­лось наше житье в «доме на Новгородском».

В том, что война начнётся, мало кто сомневался. Войну ждали, и горожан к ней го­товили. Учебные тревоги с воем сирен были обычным делом. В деревянном городе опаснее всего пожар, поэто­му в каждом дворе, обычно на доме, а у нас на сарае был приколочен щит с противопожарным оборудованием: топориком, багром, треугольными вёдрами и щипцами. Рядом стояла бочка с водой. На чердаке дома был ящик с песком. В подвалах многих зданий оборудовали бомбоу­бежища. Рядом с нами такое убежище находилось в доме № 102, нижняя часть которого со стороны двора была кирпичной. Предполагали, что война, по опыту Первой мировой, может оказаться химической, с использовани­ем газа. Помню детскую книжку с крупными картинками про учебные тревоги, и на одной даже лошадь изображе­на в противогазе. У нас были детские противогазы. Они висели на вешалке в коридоре и были крупно подписаны химическим карандашом нашими именами. Мы учились их надевать. Резина больно прищемляла и тянула волосы с головы, когда натягивала маску на лицо. Нам было интересно — запотевают ли стёкла противогаза, если на­тереть их специальным карандашом, который был прило­жен к противогазу в деревянном футлярчике. Мы сорев­новались, кто быстрее наденет и дольше в нём просидит. Интересно было узнать, как он устроен. Отвинчивали всё, что можно было отвинтить. Противогаз укладывал­ся в тёмно-зелёную матерчатую сумку. Её лямку надева­ли через плечо и тесёмками привязывали сумку к талии. Наше счастье, что мы только играли противогазом.

Динамик радио был включен постоянно. Когда вне­запно прерывается передача и после сигнала «широка страна моя родная» звучали слова: «Передаём важное правительственное сообщение»... сердце замирает и се­годня. Кощунством считаю использование ныне слов «от советского информбюро» в современной рекламе. Во время войны после таких слов ровный голос Левитана, сообщал, что «за последние часы больших изменений в обстановке на фронте не произошло» или, в худшем слу­чае, трагически: «Сегодня, в 6 часов утра, после тяжёлых боёв нашими войсками оставлен город ...». Помню как, им ликующим голосом Левитан сообщил об освобожде­нии Белгорода и Курска.

При объявлении воздушной тревоги голос в радио не­сколько раз повторял: «Граждане, внимание! Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Затем радио замолкало, воцарялась тишина. Вскоре начинался «лай» зениток, слышался рокот вражеских самолётов, прорвавшихся к городу; рёв, когда самолет переходил на бреющий полёт, свист падающих бомб, удары при их падении и взрывы. На крыши домов сыпались зажигалки, они ломались,и из них что-то вытекало, плавилось, горело. Важно было вовремя зажигалку схватить, скинуть с крыши и сунуть в песок. Брат Георгий подобрал такую зажигалку, вычи­стил нутро, и она долго стояла у отца на пианино. Помню, что у нее отвинчивалась нижняя часть со стабилизато­ром.

Наше трио в 1941 году

Падали на город и фугасные бомбы. От одной из них, упавшей где-то в районе «одиннадцатого» магазина, взрывная волна по болотистой почве дошла до нашего дома, и тогда-то он покосился влево на хозяйской поло­вине.

Помню первую бомбёжку летом 1942 года. Думали, что Германия далеко от Архангельска, и её восприняли сна­чала как учебную тревогу. Не знали мы тогда, что немцы бомбили Архангельск с аэродрома в Финляндии, в Кеми, что гораздо ближе к нам.

Вечер был обычный, тёплый. Многие сидели на кры­лечках домов. Когда просвистели первые бомбы и на­чались пожары, мать с моим братом Петром полезли на крышу смотреть, что горит на Новгородском в сторо­ну Урицкого. Как потом узнали, горели канатная и три­котажная фабрики. Во дворе 98-го дома паслась белая распряжённая лошадь. Соседский взрослый парень Алька Баженов катал на ней всех желающих.