Татьяна Раутиан - Рассказы бабушки Тани

Очень интересный был концерт для рояля и скрипки. Это не как песня, когда кто-то поет, а кто-то аккомпанирует. Кто-то главный, а кто-то помощник. Нет! Это как бы разговор двух людей, дуэт. Никаких слов — а понятно, что это спор, диалог.

Оказалось, что классическая музыка — это совсем не то, что я думала. Хотелось ее слушать еще и начать понимать.

Летом 1940 года мы поехали на дачу в место, которое называется «75-й километр». Это станция где-то сразу после Мги и Назьи. Не станция — а только платформа, даже маленькой будочки там не было.

С нами поехали мамины сестры — тетя Сусанна и тетя Вера. Разместились в разных домах. В одном доме — тетя Сусанна со своими детьми, Ниной и Юрой. Еще в одном — тетя Вера с Толиком. Наша семья — в двух домах, ведь нас было много, и в одном доме мы бы не поместились.

Спали мы в разных домах, обедать собирались в одном, а играли и бегали все вместе. Ну конечно, не все — ведь нашему Володе было всего два месяца, он бегать не умел. А мне было уже 14, и играть с малышней не очень-то было интересно.

Деревня была финская. Может быть, финны жили не только в этой деревне, а и в других деревнях около Мги и Назьи. Даже мы были немножко финны. Папа на 25 процентов, а мы — только на 12 с половиной процентов.

Во всей деревне было только две фамилии: Икко и Тере. Нашего хозяина звали Матвей Иванович Икко Пятый. Значит, кроме него было еще четыре Икко Матвеев Ивановичей!

Папа рассказал нам про Олимпийские игры, которые устраивали древние греки. И мы решили провести свои, семейные, Олимпийские игры. Стрельба из лука, метание копья, бег и — волейбол. Конечно, древние греки в волейбол не играли. Зато мы его любили. Хотя на две настоящие команды нас все же не хватало, даже с участием Нины и Юры, мы все равно играли. Даже два на два или три на три. Вместо сетки — веревка. Получалось хорошо.

Любимая игра была — домино. Тут все собирались. Четверо играли, другие болели и пытались подсказывать. Мама тоже играла, с Володей на руках. Играли «на выброс». Тот, кто проигрывал, выбывал. Болельщики нетерпеливо ждали своей очереди.

Юра всегда у нас был образцом справедливости и третейским судьей. Ему одному доверяли мешать кости, знали, что он не сжулит, даже если ему играть. На всякий случай он всегда брал свои кости последним.

Мы с ней очень подружились в это лето.

— Танечка, хочешь, будем с тобой гимнастикой заниматься? А то мне одной как-то невесело.

Прихожу утречком, идем на колодец за водой. Холодная! Разогреемся от гимнастики, а потом ледяной водой — из ведра! Здорово!

— Принеси-ка мне завтра букет полевых цветов. Но не такой, как на базаре тетеньки продают: плотно, цветок к цветку. Нет, надо, чтоб был большой, лохматый, свободный. Не букет — а охапка, и цветы, и трава.

Мы с ней много разговаривали. Тетя Сусанна была первым человеком в моей жизни, который со мной разговаривал не как взрослый с ребенком, а как подруга, хоть и старшая. Обо всем. О своей жизни давным-давно, о рисовании.

Она училась художеству, любила карандаш и акварель, а надо было учиться еще и маслом, это было трудно, и ей не нравилось. Я смотрела ее рисунки, которые она делала в своем рисовальном классе. Все старики. Спрашиваю — почему только стариков рисуете? Она говорит — потому что молодых не интересно рисовать. По их лицам не видно еще, что за человек. А у взрослых, особенно стариков, на лицах написана их жизнь и характеры.

Лето было прохладное, часто шел не то мелкий моросящий дождичек, не то какой-то очень мокрый туман. В такую погоду ходили по грибы. Самым лучшим грибником была, конечно, мама. Она знала, что грибы растут кругами, и, найдя один гриб, замирала на месте, медленно изучала все вокруг. И грибы как будто выскакивали из-под листиков и хвои. Штук пять-шесть, а то и десяток оказывались в корзинке.

Особенно интересно было ходить в молодой осиновый лесок. Густой, непролазный, не земля — мягкий, как подушка, мох. Деревца всего метра два-три высотой, мокрые листья задевают лицо. А изо мха то и дело высовывают свои красные шляпки молоденькие, но большие, крепенькие подосиновики. Мы ходили, бродили, искали, собирали… Вот уж корзинки полные, приходилось что-то вынимать. Жалко, как-то даже стыдно было оставлять. Но мама утешала: крепенькие хорошие сыроежки белки подберут. А перезрелые грибы выбросят свои споры. И на том месте, где мы их отставили, вырастет новая грибница, поспеют новые грибы. Мама говорила: