Справа полыхал Сталинград. Жара. Танкистам хотелось залезть в воду и плескаться там, смыть копоть и усталость. Но они были дисциплинированны. Они побаивались этих кустиков, побаивались оврага, побаивались темнеющего под солнцем низкого, заросшего лесом, изрезанного старицами, затаившегося и притихшего, словно громадный лохматый зверь, левого берега. И в то же время чувство торжества переполняло молодых немецких офицеров. Они стояли на берегу великой полуазиатской реки, сотни лет бывшей таким же символом России, как Рейн — символом Германии. Это они, представители арийской расы и германской нации, которой предназначено перевернуть и переписать историю мира, на берегу Волги, разделяющей континент на цивилизованную Европу и варварскую Азию. И значит, не напрасны были бои, не напрасны потери. Великий фюрер привел их сюда.
Молодые офицеры уже испытывали подобные чувства раньше, на парадах, когда слушали речи командиров и самого фюрера, но это было сладкое предвкушение, а сейчас, при виде покоренных ими великих земных и водных пространств, при виде могучей реки, это чувство обрело плоть и пронизывало их как электрический ток — от кончиков пальцев до корней волос.
Не знали молодые танкисты шестнадцатой дивизии вермахта, что на Дону, в станице Вешенской, убита мать русского писателя Шолохова, и он уже пишет очерк «Наука ненавидеть». Да они и предположить не могли, что их можно ненавидеть — красивых, сильных, мужественных, чуть усталых покорителей пространств и племен. Победителей и героев любят. Презирают трусов и недочеловеков. Недочеловеки не могут испытывать ненависть — только страх.
В это время по Волге, в районе Скудров проплывало странное сооружение. Издалека его можно было принять за небольшой остров — но этот густо заросший деревьями остров сам собою неспешно двигался против течения. Немецкие летчики его и принимали за островок. А если бы танкисты навели стереотрубы, они увидели бы сквозь листву «растущих» деревьев серый силуэт корабля с двумя дальнобойными морскими орудиями и тремя крупнокалиберными пулеметами. Это из района Сарепты в рукав Ахтубы на новую боевую позицию шла не убравшая маскировку канонерская лодка «Усыскин» под командованием лейтенанта Ивана Кузнецова.
На следующий день, 24 августа, к прорвавшимся немецким танкам подоспела мотопехота. Им дан был приказ расширить плацдарм. Началось наступление на северную окраину Сталинграда — поселок Рынок. Русские плохо были вооружены, и совместным ударом танков и мотопехоты были бы опрокинуты, если бы на Волге не показался вдруг тот же плавучий остров. Два орудия прямой наводкой ударили по танкам. В считанные минуты три из шести загорелись. Остальные попятились и спрятались в складках местности.
От пушечной стрельбы на «Усыскине» рушилась маскировка. Впрочем, сейчас, когда комендоры били прямой наводкой, она и не требовалась. Немцы спохватились, откуда-то из-за склона овражка открыли минометный огонь. Но ни одного прямого попадания в судно не было.
Как матерый бык, одолевший в смертельной схватке крупного хищника, «Усыскин» медленно развернулся и открыто ушел в Ахтубу, в район села Безродное.
* * *
В этот вечер за ритуальным ужином Гитлер сказал генералам: «Я хотел выйти к Волге в определенном месте у определенного города. По случайности он носит имя самого Сталина. Однако не думайте, что я только по этой причине отправился туда — он мог бы называться и по-другому… По Волге не поднимется ни одно судно. А это самое важное».
В ночь на 25 августа политотдел Волжской военной флотилии на тральщиках переправился на левый берег. Выгрузились у Красной Слободы.
К полудню на берегу затона у хутора Бобров собрали весь командноначальствующий состав политуправления флотилии. Высокий и худощавый Яшин оказался третьим в строю. Как ни старался, не мог показать той выправки, какую имели кадровые флотские офицеры. Впрочем, капитан Щур, формировавший из политработников роту, особых претензий не имел.
Прибыл командующий флотилией Рогачев.
Яшин впервые видел перед собой боевого адмирала. Рогачеву было за сорок. Крупная фигура, уверенный шаг, бычья шея, при этом открытое лицо. «Я не приказывал выстраивать». Строй зашевелился, но все остались на месте. «Вы все политработники, давайте поговорим. Станьте вот так», Рогачев обвел рукою полукруг.
Все знали, что Рогачев — единственный из адмиралов флотилии, успевший повоевать на реках уже в эту войну. В 1940 году он был назначен командующим Пинской военной флотилией. Флотилия вступила в бой в первый же день воины. Защищала Припять, Березину, Десну. На Днепре под Киевом обеспечивала наши переправы и срывала переправы врага. Множество кораблей погибло. У Киева остатки флотилии оказались в окружении. Моряки израсходовали весь боезапас, взорвали корабли и сошли на берег. Большая часть личного состава флотилии погибла. Рогачев был тяжело ранен. Лечился долго. Уже в госпитале узнал, что за оборону Киева награжден орденом Ленина. В феврале сорок второго получил назначение на Волгу.
Читать дальше