Перешли к недостаткам. «Поработать над вещью еще нужно. Поэма страстна, но очень еще сыра. Вот про убитого старика, он, мол,
Крепко зажал тетрадку в руке:
И мертвый к борьбе не терял интереса?
Что за прозаизм? И при чем здесь тетрадка?»
«Сюжета нет. Действует только один автор. И то как наблюдатель. Девушку бы сделать стержнем поэмы».
«Человеческое несчастье изображено в полную меру. Героическая сторона меньше. Навязчив пафос мести. Голый пафос».
Выступил, наконец, редактор Половинкин: «Поэма дошла до души. Особенно все пережитое городом:
Еще чадил разбитый город,
Багровым пологом накрыт,
А люди средь гранитных плит,
Среди деревьев и заборов
Уже устраивали быт.
Из щелей выползали дети,
В садах белели тут и там
Пеленки, мокрые, как сети.
В общем, я думаю, это будут проходить в школе, заучивать наизусть. Но все-таки голова поэмы тяжела, фюзеляж и хвост легки».
Если бы все, что говорилось, слушал человек, далекий от литературных дебатов, он остался бы в недоумении: все хвалят, поздравляют, но все, кроме нескольких эпизодов, сырое, неудачное, фельетонное. Что же в итоге?
В итоге поэму напечатали в нескольких изданиях, чуть позже — отдельной книгой. Правда, Яшин постоянно работал над ней. Видел — во многом правы его критики. В конце концов Яшин дал поэме подзаголовок «Сталинградские эпизоды» и написал к ней предисловие:
«Ввиду исключительно бурно развивающихся событий поэма имела большое прямое агитационное значение и не могла претендовать на полный охват Сталинградской действительности. Автор надеется, что зарисовки, сделанные им во время боев, сыграют свою роль как живое свидетельство великолепного мужества моряков Волжской военной флотилии и бойцов Сталинградского фронта».
* * *
Бои продолжались. При попытке снять гибнущий латошинский десант с правого берега выше истока Ахтубы был расстрелян бронекатер № 34. На нем погибли командир Северного отряда флотилии Лысенко и почти весь экипаж. Бронекатер № 23, на котором Яшин ходил к гороховцам, тоже подбили. Он с трудом, на одном моторе, дошел до Шадринского затона. Командир Бутько ранен.
Канонерки «Усыскин» и «Чапаев» все также работали главным калибром на Сталинград. На «Усыскине» вздулся ствол носового орудия-вместо положенных по техническим условиям 800 выстрелов, орудие выпустило 950. Ствол заменили.
Шуга по Волге пошла 11 ноября. Бронекатера кое-как пробивались к правому берегу. Во льду терялась скорость и маневренность, катера стали уязвимы для артиллерии. Но и немцы выдыхались, боеприпасы у них заканчивались.
На зимовку «Усыскин» и «Чапаев» были поставлены в Киляковский затон. Три бронекатера зимовали в Средней Ахтубе.
19 ноября, в день большого наступления под Сталинградом, Яшин получил приказ отправляться в Ульяновск.
Я люблю смотреть, как возле моста через Ахтубу, который ведет на остров Зеленый, ловят рыбу наши волжане. Здесь шумно — вереница машин чуть не над головами. Здесь людно — приезжие норовят пристроить свои легковушки ближе к воде, и пока хозяин что-то достает из багажника, его пассажиры спешат с размаху плюхнуться в воду. Здесь не самый уютный уголок — как ни боремся мы за чистоту, а какие-то компании, кто по недомыслию, а кто от пофигизма оставляют пакеты, бутылки, яичную скорлупу и еще бог знает что.
А рыбаки стоят и стоят. И, что самое интересное, не остаются без улова. Откосы моста — крупный гранит вперемешку с бутовым камнем. Выше, по направлению к шлюзам — дачи, посадки. Береговая линия еще с пятидесятых годов потеряла свою первозданность. И очень трудно представить себе, что там, где сейчас байдарки иглами прошивают водную гладь, шли к Сталинграду бронекатера.
Прежний выход из Ахтубы в Волгу преграждает дамба шлюзов. А острова Зеленый и в помине не было на военных картах. Пионерский лагерь, где в войну располагался НП Волжской флотилии, примерно в том районе, который мы называем «дачи на шлюзах».
В начале строительства гидростанции Яшин, уже известный поэт, лауреат Сталинской премии, приезжал сюда в командировку. Имя Яшина во всех энциклопедиях, но пророчество Половинкина, редактора газеты «Сталинградское знамя», все же не сбылось. Поэму «Город гнева» Александра Яшина в школе не проходят. И строфы из нее наизусть не заучивают.
У Яшина не оказалось и стихотворения, которое знали бы все. Как, скажем, у Симонова — «Жди меня», у Исаковского — «Враги сожгли родную хату» или у Твардовского — «Василий Теркин». Есть лишь одна строчка, которую часто цитируют, не зная, кому она принадлежит: «Спешите делать добрые дела». Это Яшин.
Читать дальше