Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Александр. Москва, 20 ноября 1826 года

Сюда ожидали вчера молодого Шереметева. Мужики его, здесь торгующие, купили блюдо золотое у Лухманова, сделали надпись пышную и собрали 100 тысяч бумажками, кои на этом блюде ему поднесут. Это пышнее еще всякой пышной надписи. Будет на что купить и хлеба, и соли.

Александр. Москва, 22 ноября 1826 года

К торжественному дню (то есть к 20-му) очень кстати прислали сюда отбитые у персиян знамена, кои выставлены были князем [то есть генерал-губернатором князем Дмитрием Владимировичем Голицыным] в гостиной, и все на них любовались. Вчера возили их по всему городу с большой помпою. Наверху каждого знамени есть распростертая рука серебряная. Всякий делал свои истолкования, но мысль преосвященного Филарета все ж кажется основательнее. Он думает, что сперва военачальники, не имея довольно силы, чтобы заставить слышать себя все войска, поднимали, вероятно, руку вверх, чтобы означать свое присутствие. Когда стечения умножились, то начальники стали делать изображения рук своих на шестах и знаменах. Может быть, сие и неверно, но изобретательно. Народ здесь иначе толковал. Купцы говорят, что серебряные руки означают перст

Божий, что русские победили персиян, заставили их принять веру нашу христианскую. Речь Филаретова была очень хороша в Успенском соборе в день восшествия на престол; говоря о государе, он сказал: «Буди благословен ты, Божиею десницею, волею двух старших братьев и любовию твоих подданных избранный Николай!..»

Александр. Москва, 29 ноября 1826 года

Вчера был прекрасный бал у князя Дмитрия Владимировича. Он принимать будет по вторникам и четвергам, а в воскресенье будут танцевать. Я танцевал только один польский с Лазаревой и болтал с ней долго. Она наговорила множество сладостей о тебе. Я отвечал, что ты все об ней мне пишешь. «Сие неправда, не верю; принесите мне письмо вашего брата, я хочу сама сие прочитать».

Так что прошу тебя ответить на вызов и написать мне тираду, каковую мог бы я ей показать. Она мне сказала также, что ты атакуешь ее всегда со словами: «Вас двое, вас трое». Она принялась хохотать и добавила: «Напишите о сем вашему брату, он знает, что сие означает; а что до меня, то я ничего не понимаю в том, что он вам пишет». Я же знаю только, что жандармский генералиссимус [граф А.Х.Бенкендорф, с ранних пор волокита] к тебе бы приревновал, ежели б слышал все сии любезности. Ох, уморил нас муж ее! Мы говорим с Новосильцевым, а он к нам подходит. Видим мы на нем Мальтийский крест бриллиантовый; вместо арматуры и короны, как ты думаешь, что велел он сделать над крестом? Умора, не угадаешь! Лучше сказать: турецкий полумесяц. Видал я на старинных церквах крест выше полумесяца, чтобы показать торжество русских над татарами и веры над язычеством, а это выходит противное.

Приехал Лунин, Николай Александрович, который очень тебе кланяется. Он теперь находится в странном положении. Брат его двоюродный, Михаил Лунин, приговоренный к каторжной работе, сделал еще в 1819 году завещание, по коему назначает сестре своей, что за УваровымЧерным, по 10 тысяч рублей в год доходу, да по 10 тысяч же на заведение и содержание богадельни в имении своем; остальное же все свое имение отдает (яко бездетный) брату своему, Николаю Александровичу, с некоторыми условиями. Уезжая в ссылку, он писал управляющему: все собираемые доходы взносить в Воспитательный дом, половину бумажками, половину золотом, впредь до какого-либо нового помещения; во всех особенных важных случаях требовать разрешения брата Николая Александровича. Как сослали Михайлу, Уваров поскакал в Тамбов и ввел себя по доверенности жены (а ссылаемого сестры) во владение всего имения, хотя управляющий объявил ему, что доходы имеют поступать в Воспитательный дом. По приказанию Михаила Лунина (прибегать в важных случаях к Николаю Александровичу), управляющий ему написал, требуя наставления, что ему делать. Теперь является духовная, о коей я тебе выше писал. Она послана к императрице Марии Федоровне. Между тем Уваров, которому надобно бы сердиться на шурина своего, весь свой гнев обратил на нашего Николая Александровича. Я читал последнее письмо несчастного брата к нему; он именно говорит: «Уварову что ни дай, он все проживет; имение твое было в твоих руках, я спокоен и уверен, что благосостояние моих крестьян навсегда упрочится и что ты исполнишь мои предначертания», – и проч. Теперь у бедного Лунина процесс на руках. Я тебе это сообщаю для того, чтобы ты на всякий случай, ежели бы речь случилась в Петербурге, знал истинное положение дела сего. Уваров, верно, будет кричать и чернить Лунина, а он совершенно тут невинен.