Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Мать позволяет ему делать все, что угодно, и он покушается всякий день на права, кои она и дает ему. От оскорблений и непослушания перешел он к делу, ибо только что поколотил своего воспитателя, которому едва не выбил глаз. Этого надобно было ждать, ибо мать и слышать не хочет, чтобы дать воспитателям власть наказывать их ученика, когда он сего заслуживает. Вся эта снисходительность с ее стороны для того, чтобы привязать ребенка к себе и облегчить его обращение в католичество; а покамест малютка никакой религии не имеет. Граф Сергей уверяет меня, будто все, что он говорил своей матери на этот счет, оказалось бесполезно: она не желает русского священника. Напрасно старший сын представлял ей, что она не сумеет воспитать его брата в религии, коей сама не знает и от коей даже отреклась, что она действует против законов страны и подвергает себя неприятностям и проч., она осталась непоколебима. Я с горестью вижу Андрюшу на краю пропасти. Добрейший его дядька Феликс, который ходит за ним уже лет десять, сказал мне: «Сударь, вы были другом покойного графа, вы должны сжалиться над этим ребенком. Ежели его оставят так еще полгода, с ним будет кончено!» Я очень этому верю.

Я все это пересказывал тебе для того, что когда мы были у князя [Александра Николаевича Голицына, когда он приезжал в Москву на коронацию] и говорили о деле Ростопчиной, то он сказал: «Лучше всего бы отдать мальчика в какое-нибудь заведение», – напомни это князю в разговоре. Он бы оказал великое одолжение мальчику, сделав из него вместо негодяя путного человека. Можно отдать его в Лицей; добрый и честный Феликс может быть с ним вместо дядьки. При графе Андрюша Феликса слушался и боялся, ибо этот его сек путем. Можно ежегодно употреблять по 40 и 50 тысяч, сверх сметы положенной, на других еще учителей и сделать из этого мальчика полезного человека, ибо он умен, самолюбив, щедр. Дай-то Бог, чтобы это устроилось, а там графиня, пожалуй, себе поди к папе хоть в кухарки.

Александр. Москва, 25 октября 1826 года

Брокер определен к статским делам с чином действительного статского советника. Он очень доволен. По отношению князя Александра Николаевича к князю Дмитрию

Владимировичу этот приглашает Брокера, по воле государя, оставить дом Ростопчина, приложа к бумагам и вещам покойного графа свою печать.

Был я вчера у Вяземских. Она очень слаба. Муж в большом беспокойстве и уныл. Как она ни верчена, но в случае несчастия это будет потеря незаменимая для детей.

Александр. Москва, 26 октября 1826 года

Графиня [Мамонова] навязала-таки на меня доверенность подписывать и действовать вместо нее. Без ссор с Арсеньевым не обойдется. Больной граф терпит во всем недостатки, и бог знает, куда деваются доходы.

Брокер на днях выезжает из дома Ростопчина. Ежели сего просила графиня (что вероятно), не понимаю, какую найдет в этом выгоду, ибо вовсе не видится с Брокером, а только переписывается с ним. Я узнал с удовольствием, что графиня Протасова ей показывала письмо от князя Александра Николаевича, или даже не рескрипт ли государев, коим ее предупреждают, что сын ее младший будет от нее взят и что государь, в ознаменование уважения своего к памяти покойного графа Федора Васильевича, берет на себя воспитание сына его. Дай бог только, чтобы скорее. Графиню сразило это извещение. Она сказала: «Мне нечего делать, разве что покориться, но я буду писать к императору и просить, чтобы оставили мне еще несколько времени». – «Что же вы от этого выиграете?» – спрашивает ее графиня Протасова. «Хочу завершить его воспитание». – «Да ведь для того-то и забирает его император».

Малютка с виду очень доволен, ибо уже не раз жаловался, что ему сверх всякой меры надоели жития святых, кои мать его велит читать ему по утрам. Вот что себе накутерьмила эта сумасбродная женщина! Ежели все осталось бы на прежней ноге, она имела бы своего собственного дохода 50 тысяч рублей в год. В Воронове она все хозяйство мужа и Брокера уничтожила, скот продала, с пашни посадила мужиков на оброк. Славную Орловскую пустошь не отдала вовремя внаймы; будет без гроша теперь, ибо, имея сына при себе, она беспрестанно требовала денег, будто для него, и Брокер отпускал все, что она требовала, под расписку, а теперь лишится она повода просить у него денег. Она сама чувствует это и говорит: «Я стану нищая.

Надобно мне нанять себе маленький домик и сократить все расходы», – и проч. А кто тому виноват? Сама же!

Александр. Москва, 30 октября 1826 года