Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Александр. Москва, 30 ноября 1826 года

Блудов славный был бы помощник Шишкову. Видно, Уварову не удалось. Здесь говорили, что он очень интриговал, чтобы иметь место Шишкова [через несколько лет Уварову это удалось благодаря графу А.Х.Бенкендорфу].

Итак, едет, наконец, Татищева в Вену. Как переменяются времена, положения, отношения! Верю, что подарки турок неважны. Признаться, не за что слишком дарить им, но все-таки должно. Я помню, что Жоли вырвал Наташе зуб, да она же еще и подарила ему за это 10 рублей. А турки наскочили на славного дантиста.

Вот и Брокер от меня; показывал странное письмо, полученное им вчера от графини Ростопчиной. Она объявляет ему, что должна везти в Петербург сына, коего государь берет к себе в пажи (слава Богу); потом, как другая Крюднерша, проповедует ему молиться о спасении его еретической души и оканчивает, как всегда, требованием денег. Жалуется она, что Брокер исполняет только те словесные приказания графа покойного, кои хочет: например, что Метаксе выдает пенсион по 2000 рублей, а дочери графа, Сегюрше, не посылает 20 тысяч рублей, также словесно завещанные. Тут графиня ошибается. Брокер всегда утверждал и теперь утверждает, что деньги эти следует послать Сегюрше; но он говорит, что так как теперь во все входит дворянская опека, по ее же, графини, настоянию, то надобно к ней обратиться, и он, Брокер, не смеет взять на себя выдачу сих денег, как делал то прежде, до учреждения дворянской опеки. Графиня ласкает Брокера в письме, но поздно. Кашу уже заварила, а свое имение разорила в пух. В Воронове мужики бунтуют и не хотят ей ни повиноваться, ни платить.

Александр. Москва, 1 декабря 1826 года

Бывало время свадеб, а теперь время разводов. Наша Москва наполнена двумя. Во-первых, Владимир Петрович Бахметев, женатый на Нащокиной, и даже давно, выгнал жену из дома, не быв, говорят иные, в силах сносить нрава ее; другие говорят, что братья ее в том виноваты; третьи говорят, что муж виноват. Поди же разбирай, а, кажется, надобно быть причине нешуточной, чтобы прогнать жену, от коей имеешь двух детей и с коей живешь лет десять. Вот это раз. Другой развод еще курьезнее. Ты помнишь, что я тебе возвестил, что дочь княгини Натальи Николаевны Голицыной Наталья, высокая, плотная девка, вышла, ко всеобщему удивлению и против воли матери, за Фаминцына, старого, дурного и скупого вдовца, имеющего детей от двух жен. Они вчера, после двухнедельного брака, развелись.

Александр. Москва, 2 декабря 1826 года

Масальский сказывал, что князь Александр Николаевич писал графине Ростопчиной, что государь нимало не разделяет мнения ее, что из Лицея выходят все повесы; однако же, не желая ей противоречить, сына ее велит отдать в Пажеский корпус. Я очень рад, что Андрюша не будет с Костей. По дружбе между отцами, и между ними связь была бы очень у места; но этот Андрюша, по милости матушки своей, совершенный повеса. Будет с ним работа! Желательно, чтобы употребили при самом начале величайшую строгость.

Ты помнишь и видел, конечно, здесь несгораемого испанца Руджеро. Он, видно, точный шарлатан французов. Есть какая-то барыня Сафонова, мучившаяся геморроидами; все средства были ею истощены; наконец испанцу вверилась. Несгораемый ее вылечил и так умел убедить ее, что, ежели бы наблюдал ее ежедневно, она всегда была бы здорова, что эта Сафонова, имеющая 400 душ, дом и деньги, вышла за несгораемого замуж. Не знаю, будут ли они тонуть в воде, а гореть в огне не будет эта нежная чета. Такие фортуны делаются только в России!

Александр. Москва, 3 декабря 1826 года

В дело Лунина вступился, яко посредник, Кушников. Он советовал Уварову, прежде нежели тягаться, объясниться с Луниным, чтобы узнать все лучше и образ его мыслей; но тот довольно глупо отвечал: «У меня нет никаких сношений с Николаем Александровичем». – «Да, они могли не быть, но будут теперь, как скоро вы дело начали». – «Да, я начал, потому что честь моей жены компрометирована». – «Почему? Чем? Как же ввести себя во владение, не узнав, по крайней мере, в чем заключается завещание шурина? Ежели оно незаконно, то оспаривай его тогда; хуже же будет, как выведут из владения». Ох, уже тяжбы! Избави их Бог всякого.

Тесть был вчера на большом обеде у князя Андрея Ивановича Горчакова, где были князь Дмитрий Владимирович и Кушников. Зашла речь о комиссии построения Воробьевского храма, и князь Дмитрий Владимирович ужасно и беспощадно ругал Витберга, говоря: «Это самый бесстыдный и надутый мошенник, какого только свет видывал. Все знают мою чрезвычайную мягкость; уверяю вас, что набил бы ему физиономию собственными руками. Не знаю, как себя и удерживаю, когда хожу в эту комиссию; и архиепископ, и я сам, да и господин Кушников, который перед вами, – все мы одного мнения. Спасского за две тысячи рублей из Сената прогнали, а такого вора, как Витберг, терпим». Все это сказано было при тридцати человеках за столом.