Малиновский слишком умен и хитер, чтобы представлять о ком-нибудь… Он говорил со мною много намедни, а о преемнике Шульца не заикнулся. Все это говорю я тебе как брату и другу. Твои советы мне еще нужнее, нежели мои рассуждения и обдумывания. Подумай ты сам; ежели ты иначе решишь, нежели я думаю, то я твоему мнению дам предпочтение. Я жил до сих пор кое-как, не обременяя казну, авось, Бог и впредь не оставит меня. Может быть, от того и оттуда получишь, от кого и откуда и не ожидаешь. Малиновский съехал; его Шереметевы очень гонят. Я было очень жалел, а теперь радуюсь, что туда не попал.
Александр. Москва, 11 декабря 1826 года
Рад я за Дашкова. Пустого места он не взял бы, да ему бы и не дали. Но что же выходят теперь директоры департаментов? Все хорошо, да Кикину за что ленту, да и какую? Вчера вечером был я у князя Дмитрия Владимировича (его день), сообщил ему милости 6-го числа, а он от этого числа и писем вовсе еще не имел. Я, кажется, давно тебе написал, что дело кончено, как должно было предвидеть. По законам следовало утвердить тогда же Шереметева; Обольянинов взял уже на себя представить государю, думая, что к чину Шереметева придерутся, но у вас законов нарушить не хотели. Молодой граф Шереметев здесь, другого Шереметева видел я вчера. Спрашивал я: «Ну что ваш граф?» – «Приехал, был вчера в больнице, очень меня благодарил». – «Да вас за что же? Вы три дня только у этого места, так хорошее, как дурное, должно относиться к Малиновскому».
Александр. Москва, 14 декабря 1826 года
До сих пор нет зимы, и Нева ваша не стала; этому не было еще примера по календарю; и у нас дурно, но можно-таки ездить в санях, хотя с нуждою. Все ехавшие в Петербург остановились. Балашов один пускается к вам храбро с семьей своей сегодня, взяв на себя дилижанс целый. Графа Аракчеева ожидают сюда. Его авангард, то есть Волынский, прибыл уже, а граф остался у брата в Киеве.
Полиция басманная хочет нанять наш дом слободский на несколько лет, я очень бы рад сбыть его. Спасибо Новосильцеву: он мне в этом помогает и хлопочет в полиции и Думе.
Александр. Москва, 15 декабря 1826 года
Вот и Лунин; велел его к жене просить: долго просидит. Ему этот черный Уваров делает каверзы. Я советую Лунину прямо писать к государю, все дело объяснить и сделать государя самого судьею в столь щекотливом деле. Уваров не может уничтожить завещание шурина своего и потому кричит, что свидетелем в завещании каторжник Никита Муравьев и что лишает он имения сестру, чтобы отдать Лунину, что завещание сделано в 1819 году. С того времени наш Лунин с тем ни разу не встречался даже. В завещании сказано сделать все с утверждения правительства; ежели вздор, то правительство не утверждай, да зачем марать невинного? Толкуют, что тут разумеют правительства возмутителей (в 1819 году!). Лунина все это мучает, да и неприятно.
Уваров подавал письмо Голицыну. Я советовал Лунину просить аудиенцию у князя, которую он и получит через Новосильцева послезавтра, может все объяснить князю и показать оригинальные бумаги. Лунин давно сказал уже Кушникову: «Я не хочу братнина имения, я имею свое состояние, но против совести моей было бы не исполнить волю несчастного; мне разные пансионы, учреждения, школы и проч., а с остальным пусть делают, что хотят: мне ничего не надобно». Уваров подсылает мириться на 200 тысяч, но подло бы было Лунину принять такие предложения. Я перечитывал все письма того Лунина к этому, но не нашел ни одной фразы, ни одного выражения, которые бы доказывали товарищество в политических видах, а все заключалось в том, что Михаил Лунин почитал Уварова (мужа своей сестры) весьма худым хозяином, угнетающим своих крестьян, а потому, в случае своей смерти, отдавал он имение свое Николаю Лунину с тем, чтобы он сделал мужиков вольными хлебопашцами. Точно то же по завещанию сделала наша княгиня Н.П.Куракина, которая не хотела, чтобы ее имение досталось этим двум забиякам, детям П.П.Нарышкина. Кстати, я тебе писал ли, что Нарышкин, сахар этот, с которым ты и Серапин возились в Петербурге, теперь сидит здесь в яме?..
Александр. Москва, 16 декабря 1826 года
Вчера был концерт у княгини Зинаиды. Очень было много и долго продолжалось. Театр был славно устроен в большой зале, и пели на сцене. Вот программа, любезнейший друг; выбор по моему вкусу, на это был мастер Виельгорский, выбирал все шедевры музыкальные. Брат его играл так, что всех в восхищение привел, и это была моя любимая измененная тема сочинения его брата, который был на устах у всех и о чьем отсутствии все сожалели. Дуэт Аурелиано исполнили хорошо; только Риччи, по похвальной своей привычке, слишком громко кричит. Оркестр играл дурно, но состоял из любителей; были Иван Александрович Нарышкин, камергер Веревкин. Жаль, что не было Ивана Ал. Рушковского.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу