Теперь я знаю, кем хочу быть, когда вырасту: не «повелительницей мира», а «хирургом по голове». Я только что закончила читать «Чуму» Альбера Камю и благодаря доктору Рие понимаю, что разум может страдать так же сильно, как и тело. Со времен прочтения «Идиота» у меня возникло пламенное желание исцелить эпилепсию удивительного князя Мышкина.
– Врачи – ослы, – постоянно говорит отец.
Не знаю, не знаю – я никогда никого из них не видела. Когда я больна, отец лечит меня белым вином и аспирином. Но образы врачей, с которыми я сталкивалась в книгах, наполняют мое сердце восхищением. Возьмите «Сельского врача» Бальзака – какой хороший человек! Он не ограничивается исцелением одного только тела, он также помогает деревне жить более здоровой жизнью, развиваться и становиться привлекательнее. Вот кого я назвала бы Существом Света.
То, что я читаю, начинает сказываться на мне; я становлюсь плавильным котлом идей, персонажей и историй. Когда мать оставляет меня одну делать домашнее задание, я берусь за написание своего рода новеллы в стихах, герой которой – птица, сидящая на самой высокой ветке австралийского тополя, растущего в усадьбе. Оттуда птица наблюдает за обитателями усадьбы. Видя уток, плавающих в пруду у подножия тополя, она делает вывод, что утки – хозяева дома и что у них есть свой зоопарк со львами (Линда), зебрами (Перисо) и жирафами (родители и я). Птица размышляет, как эти животные оказались так далеко от своих естественных мест обитания.
Я очень довольна своим произведением, которое кажется мне и развлекательным, и познавательным. Возможно, оно понравится и матери, заставляющей меня писать сочинения. Мне так хочется, чтобы она поняла, что я не так плоха, как она думает! Я решаю посвятить ей свою новеллу в стихах. Прочитав ее, она, возможно, перестанет меня ненавидеть.
Я больше не испытываю никакого страха перед болью, потому что я сама ее причиняю и сама могу решить, когда она прекратится.
Во время урока французского я вручаю ей свое творение, немного волнуясь. Удивленная, она пробегает листок взглядом, бегло просматривая текст. Затем швыряет его мне в лицо.
– Когда я вижу все, что способно измыслить твое воображение, как ты можешь рассчитывать, что я поверю, будто ты говоришь правду?
По мнению матери, воображение и ложь – одно и то же. Я также вижу, что она крайне оскорблена, что ее сравнили с жирафом. Я очень расстроена и пытаюсь объяснить, что маленькой птичке мать кажется ужасно большой.
– Вижу, у тебя слишком много свободного времени, – рявкает она. – Пойду принесу тебе оранжевый учебник, можешь порешать для нас арифметические задачи…
Я отступаю. Ничего больше не буду ей посвящать.
Но истории продолжают множиться в моей голове. От них мне едва ли не дурно, мне необходимо их выплеснуть. Я краду с отцовского стола папиросную бумагу, по вечерам сижу в постели и покрываю листки плотными рядами строк. Прежде чем лечь спать, складываю бумагу вдвое и засовываю ее между двумя коврами на лестнице, основным и верхним. Родители ходят по этой лестнице каждое утро, не догадываясь, что я прячу там, и это заставляет меня дрожать от смеси удовольствия и страха.
Но эта система слишком рискованна. Чтобы дойти до лестницы, я должна миновать дверь материнской спальни, и она может услышать меня. Я начинаю подыскивать место для тайника в своей спальне и замечаю, что дно моего одежного шкафа расположено примерно на восемнадцать сантиметров выше пола. Я поднимаю планку и обнаруживаю, что она опирается на кирпичное основание. И решаю выкопать под ней тайник.
По мнению матери, воображение и ложь – одно и то же. Я также вижу, что она крайне оскорблена, что ее сравнили с жирафом.
Вначале нужно разделаться с раствором вокруг кирпичей. Я краду ключ от спальни второго этажа, и он оказывается достаточно прочным, чтобы выскребать им раствор. Я работаю над этим каждый вечер. Крошки я ссыпаю в карман и выбрасываю их в саду на следующий день. Чтобы ослабить швы между кирпичами, много времени не требуется. Теперь мне нужен достаточно мощный инструмент, чтобы подцеплять кирпичи, но при этом достаточно узкий, чтобы проникать в щели между ними.
Об использовании какого-нибудь из отцовских инструментов, которые висят над верстаком, нет и речи. Я думаю о большом ключе, который иногда приносит с собой Раймон и которым он делает мне больно. О да! Он бы идеально подошел для расшатывания кирпичей. Выкраду его у Раймона.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу