Виталий Николаев - Танины тополя

Это будет рассказ о самых обычных днях нашей современницы, о мужестве и долге, о месте человека в жизни.

С чего же начать? Наверное, с начала.

Шел 1919 год. Это было очень суровое время. Со всех сторон надвигались на молодую Советскую Россию черные полчища врагов.

Когда попытка Колчака соединиться с войсками Деникина провалилась, он решил прорваться через Вятку на Вологду и Котлас и примкнуть к северной контрреволюции.

Горячие июньские дни для удмуртского города Глазова, что стоит на самом берегу Чепцы, были днями поражения и большой победы. Бойцы Волынского полка героически бились против белогвардейских банд генерала Гайды, но вынуждены были оставить город.

Почти все глазовские коммунисты влились в части 3-й армии или ушли в партизанские отряды.

Купцы встретили колчаковцев под звуки духового оркестра, попы — перезвоном церковных колоколов.

Белогвардейские офицеры, озлобленные против Советской власти, учиняли расправу с большевиками прямо на улице, среди бела дня. Горели жилые дома, были разрушены многие культурно-просветительные учреждения. На правом берегу Чепцы, на Вшивой горке, не прекращались выстрелы: здесь расстреливали красных бойцов.

По личному указанию Ленина к волынцам прибыло пополнение. С твердым решением «Ни шагу назад!» бойцы в течение десяти дней в жестоких боях отражали натиск врага и остановили его. Противник, продвинувшийся лишь на 15—20 километров дальше Глазова, был сломлен, выбит из города и разгромлен.

Трудно приходилось в эти дни простой рабочей семье Барамзиных. Николай Макарович работал на железной дороге, часто болел. На руках его жены Марии Митрофановны было четверо детей. Мать большого семейства ждала еще одного ребенка.

Барамзины понимали: им трудно, но и многим не легче. Надо жить, бороться и, чем только можешь, помогать Советской власти восстанавливать разрушенное.

Когда в конце сентября Глазовской организацией большевиков был объявлен первый революционный субботник, пришли сотни людей. Были тут коммунисты и беспартийные, красноармейцы, служащие учреждений, граждане города.

В этот день Николай пришел домой с ночного дежурства усталый, осунувшийся. Наскоро побрился, умылся колодезной водой, положил в карман ломтик черного хлеба, картофелину,

— Куда ты? — с тревогой спросила жена.

— На Чепцу. Первый революционный субботник объявили. Будем выгружать бревна.

— Чуток отдохни. Смотри, на тебе лица нет.

— Нельзя, Маша. Понимаешь, нельзя. Не время сейчас отдыхать, — Николай сделал движение к двери.

— Я с тобой, — сказала Мария.

— Не надо. Работа тяжелая, тебе сейчас не под силу.

Хлопнула калитка. Мария, прислушиваясь к удалявшимся шагам, подбежала к окошку. По улице, вооруженные топорами, баграми и пилами, двигались к Чепце группы людей.

— Первый революционный субботник… — вслух размышляла Мария. Она накормила детей и, не выдержав, поспешила на берег.

Здесь было много народу. Возвышаясь над всеми, на помосте, составленном наспех из порожних ящиков, стоял секретарь уездного комитета партии Семен Корякин. В руках он сжимал кожаную фуражку.

— Товарищи! Надо помочь своим личным физическим трудом правительству рабочих и крестьян справиться с экономической разрухой, созданной хищниками буржуазного мира… — Корякин энергичным жестом поправил упавшую на лоб прядь густых волос. — Если все граждане, даже те, которые подчас склонны обвинить коммунистов и Советскую власть в недостатке тех или иных продуктов существования человечества… — здесь Корякин передохнул и продолжал уже проще: — Если все мы ударим по разрухе одним кулаком, — он резко провел в воздухе рукой, — то не придется, да, да, не придется сидеть голодом, в холодных помещениях.

Толпа одобрительно загудела. Корякин обвел ее строгим взглядом из-под густых рыжеватых бровей, хотел было продолжить речь, но опять коротко рубанул в воздухе рукой с зажатой в ней фуражкой и закончил:

— Митинг окончен, товарищи. За работу!

Дул сильный ветер, Чепца сердилась. Но длинные бревна с темными щучьими спинами не могли увильнуть от цепких и сильных рук. Живой человеческий конвейер подхватывал бревна, выносил их на берег. Непрерывно визжали пилы, стучали топоры. По лицам мужчин и женщин струился пот, но, казалось, никто не замечал усталости. Вместе со всеми, успевая и на воде и на берегу, работал секретарь укома Корякин. Только и слышен был его хрипловатый голос: