Вадим Абдрашитов - Портрет поздней империи. Андрей Битов

Йошкар-Ола. Кажется, единственное место в России, куда Битов не заезжал. Или я ошибаюсь?

Князь Владимир Одоевский — еще один прямой литературный предшественник Битова, о чем редко вспоминают. Друг Пушкина, великолепно разбирался в музыке, писал изысканную философскую прозу. Белинский называл Одоевского русским Фаустом — скептиком поневоле в вечном поиске истины.

Лицо Битова. В России мы не были знакомы, но на фотографиях шестидесятых-семидесятых годов оно похоже на маску. Один мемуарист того периода описывает эту позу Битова как «задумчивую сосредоточенность, достоинство молодого классика». Другой увидел Битова так: «Бледный и замкнутый в очередном приступе величия». Ну, это уже пасквиль! В каждом пасквиле, однако, есть доля истины.

Многие снимали Битова. Но покойный Сергей Довлатов приговаривал, рассматривая фотопортрет Битова, сделанный Марианной Волковой в Нью-Йорке: «На всех снимках Битов как Битов, а у нее — персонаж из Достоевского!» Он как раз и имел в виду ту замкнутость, отстраненность Битова, которую объектив Марианны сумел тогда прорвать.

Незащищенность, ранимость — то, что по-английски называется «vulnerability», с возрастом все чаще проявляется на лице Битова. Из высокомерного оно превращается в трагичное. Особенно когда поймаешь иногда этот косящий, беспомощный взгляд.

Освоих книгах Битов заботится, относится к ним бережно и внимательно. Мне это, честно говоря, очень нравится. Дело не в том, что Битов так уж особенно любит свое творчество. Он любит его не больше, чем другие известные мне писатели. Но взять, к примеру, Бродского. Тот вполне осознавал свое место в истории литературы, тем не менее к книгам своим относился с непонятным мне отвращением. Чем-то они его, как конечный продукт, не устраивали (в этом смысле Бродский схож с Федором Тютчевым, который тоже, как мы знаем, не хотел собирать свои стихи в книжку. За него это сделал Тургенев).

Питая симпатию ко всякому высокому ремеслу, Битов, напротив, любит сам составлять и компоновать свои книги, и делает это виртуозно. Он любит также принимать самое деятельное участие в выборе шрифтов, иллюстраций, обожает возиться с макетами. Я вижу в этом какое-то подспудное тяготение к догуттенберговской эпохе в литературе. Если бы он мог, Битов каждую книгу выпускал бы в одном экземпляре.

Разумеется, это не снобизм, а, напротив, доверие, даже любовь к читателю: к тому, что он возьмет книгу в руки бережно, что будет листать ее неторопливо, внимательно рассматривая каждую иллюстрацию, каждую виньетку. Так, к примеру, задумано уникальное издание «Оглашенных», выпущенное в Петербурге Иваном Лимбахом. Битов надеется, что для читателя встреча с книгой — это опыт. Раньше я сказал бы, что эти надежды Битова — донкихотские. А теперь в этом не уверен. Просто надо применить другую арифметику: таких читателей, может быть, немного, но они есть.

СБитовым мне, музыканту по образованию, говорить о музыке интересно. Это, на самом деле, случается крайне редко. Даже самые знаменитые наши авторы, едва коснувшись музыки, начинают почему-то нести ужасную чепуху. А у Битова как раз получается убедительно. И дело здесь не в эрудиции, а просто у него есть интуиция. В общении с музыкой это, в общем-то, самое главное.

Трогательно Битов высказался когда-то о Набокове: «Еще неизвестно, чего в нем больше — гордости и снобизма или застенчивости и стыдливости». Это, по-моему, автопортрет Битова.

Унас с Битовым даже есть общие знакомые-музыканты. Например, замечательный грузинский композитор Гия Канчели. Или соседка Битова по дому, певица Виктория Иванова, которой Битов восторгается. Она действительно прекрасная певица, да к тому же красивая женщина.

« Freaks» («Уроды») — черно-белый культовый фильм Тода Браунинга. Битов впервые увидел этот фильм в Америке по телевидению и весьма им, помнится, восхищался. Я тогда недоумевал: история весьма мрачная (о том, как группа уродов отомстила циркачке, ради денег отравившей своего мужа-карлика), сделана с сильнейшим уклоном в патологию. Но впоследствии понял: есть в душе Битова и это — интерес к темному, страшному, уродливому. Но на страницу это у него пока все-таки не вырывается.

Хочется сравнить Битова с композитором Рихардом Штраусом. Тот тоже одно время писал оперы тонкие, психологичные, но, в общем, понятные многим. А в более зрелые годы сосредоточился на сложных поэтических параболах, превратив свои произведения в философские диспуты. Ясность, сложность — понятия относительные.