Михаил Шмелев - Фронтовая юность

— А где она?

— Там… в подвале…

Подошли майор Буланов и лейтенант Лидванская.

— Надо помочь, Вера, — сказал майор. — Осмотрите Груню.

Вера взяла девочку за руку:

— Пойдем к твоей сестренке.

— Ой, тетенька, вы врач? Пойдемте, пойдемте.

И они ушли, а Буланов подсел к старухе.

— Здравствуй, бабушка.

Она поглядела на него, горько улыбнулась, провела рукой по щекам, словно пытаясь расправить глубокие морщины.

— Бабушка… Только внуков у меня нет, да и быть не может — года не те… Нет еще и сорока. Но бабушка уже: последние два года двадцати лет стоили.

Женщину окружили бойцы. Сюда же пришли Додогорский с автоматчиками, замполит первого батальона Згоржельский с группой воинов. Сдерживая лошадей, остановились расчеты 76-миллиметровок батареи Власова. Детишки обступили орудия, рассматривали и трогали затворы, щепами счищали грязь с колес. Заиграла гармошка. Ее переливчатые трели разнеслись над толпой.

— Тише там! — крикнул высокий ездовой. — Музыка, обожди!

Женщина вытерла платком сухие, давно выплаканные глаза.

— Летом, — рассказывала она, — еще как-то обходились. В деревни ходили, последнюю одежонку на картошку меняли. А вот с полгода приказ фашисты издали: кто из города выйдет — расстрел, кто в город войдет — тоже расстрел. Партизан ох как боялись! Сказывали, что ловят немца-коммуниста Фрица Шменкеля и партизана из Ярцево Мокурова Вячеслава Филипповича. Большие деньги обещали, кто донесет на них.

Мы слушали рассказ женщины затаив дыхание. Смахнув выкатившуюся слезу, она продолжала:

— А с городом-то что стало: все железные заборы, рельсы трамвайные, крыши поснимали. Металл, говорят, металл нужен… Перед вашим приходом на вокзал все свозили. Добро наше в Германию отправили.

— Ничего, ничего, успокойтесь, — говорил ей Буланов. — Еще не все пропало. Наберетесь сил, поправитесь. А там, глядишь, и внуков дождетесь.

Над притихшей толпой раздался голос полковника Додогорского:

— Запоминайте, товарищи, все: и разрушенный город, и эту женщину, состарившуюся раньше времени от неносильного горя, и этих оборванных и голодных детишек. Мы освободили Смоленск, но еще много городов ждут своего освобождения!

Командир полка вовсе не собирался проводить в этот час митинг, но так получилось, что вслед за ним загудели десятки, сотни голосов, послышались возгласы «ура». И вот уже на лафет пушки вскочил молодой солдат.

— Товарищи, други! — выкрикнул он с сильным украинским акцентом. — Я из-под Киева, а освобождению Смоленска рад, как если бы мы освободили мой родной город и я сейчас стоял бы на Крещатике. Я знаю: хлопцы из Смоленска сейчас бьются за Киев. И они победят! Вперед на запад! Ура!..

И снова звучит «ура», а на лафете орудия стоит другой боец.

Немного еще городов, сел и деревень мы освободили. У нас нет еще опыта работы в первые часы после вступления на землю, на которой зверствовал враг. В Смоленске мы убедились, что сердца людей бывают переполнены в этот момент радостью и она рвется наружу. И надо сделать так, чтобы у них была возможность высказать эту радость и свою решимость бить ненавистного врага.

Еще перед наступлением на Смоленск Петру Викторовичу Додогорскому присвоили звание полковника. И теперь, с наступлением холодов, он сменил видавшую виды фуражку на папаху. Казалось бы, незначительная деталь, но однополчане восприняли это как знак внимания к полку. «Командира повысили в звании, — рассуждали бойцы, — значит, и нам оказана честь».

Командир полка был взыскателей и строг. Упущений по службе не терпел, но все хорошее замечал, ценил людей, их инициативу, усердие. О подчиненных заботился по-отечески. И люди тянулись к нему.

Агитатор полка старший лейтенант Владимир Владимирович Залесский проводил семинар с агитаторами взводов и батарей. Узнав об этом, Додогорский внес коррективы в свой рабочий план, отложил до вечера совещание с хозяйственниками. Он внимательно слушал агитаторов, делившихся опытом работы среди бойцов (речь шла о воспитании у личного состава ненависти к врагу), затем рассказал о зверствах гитлеровцев.

— После освобождения Ржева, — начал Петр Викторович, — был я в составе Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В Вязьме, Гжатске, Ржеве и Сычевке по приказам командующего четвертой немецкой армией генерал-полковника Хейнрица и командующего девятой армией генерал-полковника Моделя погибли тысячи ни в чем не повинных советских людей. Это по приказу командира двадцать седьмого армейского корпуса генерал-майора Вейса комендант Ржева майор Куртфельд установил на центральной площади виселицы. Здесь были повешены десятки мирных жителей. Несколько тысяч человек были расстреляны только за то, что они советские люди.