Хаим Бермант - Влиятельные семьи Англии [Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны]

В 1875 году произошел самый судьбоносный переворот в истории банка. По меркам Ротшильдов, сумма операции, о которой идет речь, была не велика, но ее последствия оказались оглушительными.

Пятью годами раньше официально открылся Суэцкий канал, и, несмотря на всю его важность для международной торговли, еще важнее он был для обороны Британской империи, однако большая часть долей управляющей им компании находилась в руках у французов. В 1873 году у компании начались финансовые трудности, и Дизраэли отправил Натаниэля Ротшильда в Париж узнать, нельзя ли приобрести пакет акций. Однако в деле участвовали не только финансовые интересы, и Натаниэль вернулся с пустыми руками.

Затем в 1875 году пошли слухи, что находившийся на грани банкротства египетский хедив, которому принадлежало 177 тысяч акций из 400 тысяч акций компании, ищет на них покупателя. Дизраэли впервые услышал об этом у Лайонела (где, как он однажды заметил, «всегда можно узнать что-то новое и встретить какую-нибудь знаменитость») и решил немедленно действовать. «Это дело на миллионы, – написал он королеве, – не меньше чем на четыре; но оно даст обладателю акций важнейшее, если не сказать господствующее, положение в управлении каналом». Без лишних проволочек он собрал коллег по кабинету, чтобы обсудить их принципиальное согласие на приобретение. Только парламент мог проголосовать за выделение необходимых средств, но он не заседал; и Дизраэли понял, что есть только одна альтернатива – получить готовые деньги у фирмы «Н.М. Ротшильд и сыновья».

Кори, секретаря Дизраэли, послали в Нью-Корт, и он оставил красноречивый отчет о состоявшемся разговоре.

– Сколько нужно? – спросил Лайонел.

– Четыре миллиона фунтов.

– Когда?

– Завтра.

Лайонел повертел в руках виноградину, закинул ее в рот и выплюнул кожицу.

– Под чьи гарантии? – спросил он.

– Правительства Британии.

– Деньги будут.

Встреча состоялась 18 ноября. 23 ноября был заключен договор об условиях продажи с хедивом. 1 декабря он получил первый перевод в 2 миллиона фунтов, третий миллион – 16 декабря и четвертый – 5 января.

Сделка стала личным триумфом Дизраэли, и его официальный доклад королеве исполнен ликования: «Все устроено; пожалуйста, мадам… Четыре миллиона фунтов стерлингов! И почти сразу. Только одна фирма была способна на это – Ротшильды. Они проявили себя самым достойным восхищения образом; предложили деньги под низкий процент, и вся доля хедива теперь ваша, мадам».

Парламент пришел в восторг от сделки, хотя и не все его члены считали процент таким уж низким. Лайонел взял с транзакции комиссию в 2,5 процента, или около 100 тысяч фунтов. Парламент проголосовал за выделение суммы 20 февраля, то есть процент составил около 13 процентов годовых, и это под гарантию богатейшего государства мира. Критики с разных сторон говорили, что можно было бы обратиться за займом и в Банк Англии, но есть большие сомнения в том, что он был бы в состоянии выдать деньги так скоро и без санкции парламента, а быстрота играла важнейшую роль, так как французы тоже хотели прибрать к рукам эти акции.

В свою защиту Лайонел утверждал, что выделение такой суммы могло помешать его банку удовлетворить потребности его обычных клиентов, да и непредвиденные события могли взвинтить стоимость денег выше оговоренного процента. Более того, одни только Ротшильды так усовершенствовали способы передачи денег в столь короткое время, что это никак не сказывалось на бирже, и, следовательно, на его взгляд, правительство ничуть не прогадало за свои деньги. Помимо политических преимуществ сделки, она и в чисто коммерческом смысле оказалась выгодной покупкой. Дизраэли заплатил по 22 фунта 10 шиллингов 4 пенса за акцию. За месяц их цена поднялась до 34 фунтов 12 шиллингов 6 пенсов.

Лайонел был старшим из четырех братьев и пережил их всех. Натаниэль, третий брат, получил инвалидность, упав с лошади, и проводил большую часть времени в Париже как любитель искусства с бездонной мошной.

Другие братья остались в Англии. Все трое были партнерами по банку, но главное бремя трудов легло на Лайонела.

В молодости он отчасти разделял буколические пристрастия Энтони и Майера и любил проскакать верхом по долине Эйлсбери. Однако в поздние годы он страдал ревматизмом и подагрой и лишился возможности садиться на лошадь, да и вообще едва мог передвигаться, не морщась от боли и не хватая ртом воздух. В конце жизни он в основном передвигался в инвалидной коляске, и это совсем испортило его характер, еще с юности не особенно приятный. Его младшая дочь Эвелина, которая сделала столь блестящую партию и была источником стольких надежд и счастья, умерла в родах, когда ей шел двадцать первый год. Большое несчастное лицо Лайонела с выступающей ротшильдовской губой под ободком белых волос, казалось, уменьшилось и стало еще несчастнее. Его братья тоже умерли, Натаниэль в 1870 году, Майер в 1874 году, Энтони в 1876 году.