Хаим Бермант - Влиятельные семьи Англии [Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны]

Асквит, глава либеральной партии, частый гость в Уоддсдоне, вспоминал ритуальный обмен репликами между слугами и гостями по утрам:

– Что вам подать, сэр: чай, кофе или шоколад?

– Чай.

– Какой, сэр: китайский, индийский или цейлонский?

– Индийский.

– Что вам подать к чаю, сэр: сливки, молоко или лимон?

– Молоко.

– Какое молоко, сэр: джерсийское, гернсийское или олдернийское?

«Признаюсь, – добавлял Асквит, – порой мне хотелось сказать „саркское“» [51] Перечисляются породы коров, выведенные на нормандских островах Джерси, Гернси, Олдерни и Сарк. .

И его наверняка бы ему принесли.

Кроме резиденций в Ментморе, Холтоне и Уоддсдоне, Лайонел, Леопольд и сэр Энтони владели соответственно домами в Тринге, Уинге и Астон-Клинтоне – относительно скромными. Холтон и Уоддсдон никому не пришло бы в голову назвать деревенским убежищем. Это был Мейфэр [52] Мейфэр – фешенебельный район Лондона. на природе, и каждый раз, когда Альфред или Ферди ехали в Бакингемшир, они привозили с собой Лондон в специальных поездах или длинных вереницах золоченых карет. Альфреда совсем не интересовали сельские занятия, у него не хватало на них терпения. Это был человек небольшого роста, изящного телосложения, безупречно одетый, аристократичный и городской до невозможности. Казалось, он с некоторым пренебрежением взирает на мир томным взглядом полуприкрытых глаз, не вполне понимая, как к нему относиться, и мучительно стараясь отгородиться от него подальше. Он отдавал огромные деньги на помощь евреям-беженцам, но содрогался при одной мысли о каком-либо личном контакте с ними, и, несмотря на всю свою щедрость, он, пожалуй, больше одаривал богатых, чем бедных.

Если Альфреда увлекал какой-либо предмет, он не останавливался ни перед какими расходами. Если интересовался животными, то устраивал собственный частный зверинец, если музыкой – то личный оркестр. Он держал ложу в Ковент-Гардене, но часто приглашал оперных звезд выступать на званых вечерах у него в Холтоне и на Симор-Плейс.

Есть искушение записать Альфреда в разряд неисправимых дилетантов, но в Нью-Корте он проявил себя отнюдь не как дилетант. Возможно, он был не так предан банку, как другие члены его семьи, но прекрасно разбирался в операциях на денежном рынке и был дальновидным финансистом. Он стал первым евреем – директором Банка Англии, причем этот пост занял в возрасте двадцати шести лет, однако был вынужден уйти в отставку двадцать один год спустя: он просмотрел счет одного из клиентов банка, продавшего ему картину, чтобы узнать, сколько тот взял сверху. (Удивительно, что не изучил его счет до того, как купил картину.)

Альфред никогда не заседал в палате общин – может быть, потому, что во время выборов ему пришлось бы слишком тесно общаться с массами, – но интересовался политикой и был на короткой ноге со многими известными государственными мужами своего времени.

Как и братья, Альфред был прекраснейшим образом информирован о международных событиях, и, как и их, его тревожило растущее соперничество между Британией и Германией, ибо он был убежден, что мир в Европе зависит от способности двух стран наладить дружественные отношения. Располагая важными связями как в Лондоне, так и в Берлине, он мог использовать свое влияние, чтобы устраивать неформальные встречи между высшими британскими и германскими чиновниками. Так, в феврале 1898 года в Холтоне состоялась конференция за круглым столом, на которой присутствовали Артур Бальфур, министр иностранных дел, Джозеф Чемберлен, министр по делам колоний, и граф фон Гацфельдт, немецкий посол.

«Альфред, – писал Бальфур премьер-министру, лорду Солсбери, – предоставил в наше распоряжение столовую и роскошный dejeuner [53] Обед (фр.). , между блюдами которого мы вели бесконечные разговоры…»

Дальнейшие встречи проходили в Холтоне или в его доме на Симор-Плейс, хотя сам Альфред редко участвовал в беседах. Он довольствовался ролью частного посредника и метрдотеля по совместительству.

Но политический курс Германии с увертками и демагогией свел все его усилия на нет.

«Джо [Чемберлен], с которым мы обедали, совершенно пал духом, – писал Альфред в мае 1901 года. – Он больше не хочет иметь никаких дел с берлинцами. Если они настолько близоруки, говорит он, что не видят, что от этого [от англо-германского альянса] зависит весь новый миропорядок, то им уже ничем не поможешь».

Война поставила крест на рафинированной вселенной Альфреда.